По мнению Камю, жизнь принципиально абсурдна. Этот тезис является первой и главной предпосылкой всей его последующей философии. Поэтому необходимо, в первую очередь, разобрать именно этот аспект философии Камю и его возможные корни в философии Достоевского.
Абсурд, по Камю - это то, что связывает отдельного человека с миром, необходимый элемент в триединстве «мир-абсурд-человек». Человек и мир в философии Камю - полярные понятия, и абсурд существует в их совместном существовании. Это значит, что абсурд не может существовать вне человеческого сознания или без этого мира. Это также значит, что человек, оставаясь в сознании, не может избежать взаимодействия с миром ни физически, ни морально; следовательно, абсурд неизбежен.
Откуда возникает и в чем заключается абсурдность мира? Главным виновником появления ощущения абсурдности является сознание человека. Человек - это существо, обладающее разумом; он стремится к познанию и ясному пониманию всего в жизни. С течением времени, всё быстрее развиваются науки, непрерывно происходит технический прогресс. Казалось бы, остается всё меньше тайн для человеческого ума. Но научные истины, как и, наверно, разум вообще, не способны решить некоторые вопросы человеческого бытия. Все они частичны и не охватывают всего сущего. Кроме того, большинство теорий рано или поздно оказываются вытесненными новыми, образуя бесконечную череду неполных истин и всегда оставляя что-то нераскрытым. Это и не устраивает французского философа. Несмотря на доскональное знание физических сущностей, человечеству всё равно не доступны ответы на более фундаментальные вопросы - о смысле существования всего мира и человека в нем, в том числе. Не дала обоснованных ответов и мировая философия - все предлагаемые учения основаны на вере и не проверяемы на опыте. Мир, в основе своей, остается непознаваемым и неосмысляемым. Происходит столкновение разумного человека и требований ясности с непознаваемым миром: «Сам по себе мир просто неразумен, и это все, что о нем можно сказать. Абсурдно столкновение между иррациональностью и исступленным желанием ясности, зов которого отдается в самых глубинах человеческой души» Камю А. Миф о Сизифе // Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство: Пер. с фр. - М.: Политиздат, 1990. - С. 34..
Абсурдность для Камю заключается также в смертности человека (философ не верил в загробную жизнь) и в страданиях. Период написания эссе (было закончено в феврале 1941 года) приходился на то время, когда Франция, как и многие другие страны, была оккупирована немецкими войсками. Тогда немецкие войска еще представлялись непобедимыми, а положение остального мира - совершенно безвыходным. Всё это не могло не повлиять на видение мира в сознании французского писателя. В «Мифе о Сизифе» Камю пишет, что осознание абсурда может привести к мыслям о безысходности и тщетности попыток бороться: «В мертвенном свете рока становится очевидной бесполезность любых усилий» Там же. - С. 31.. Болезни, войны, ненависть и т.д. - всё это чума, делающая человеческую жизнь, на первый взгляд, столь удивительное и ценное чудо, абсурдной. Неудивительно, что в таких условиях мысль о том, что все страдания совершаются ради будущей гармонии, кажется кощунственной.
Прежде чем перейти к сравнению с Достоевским, стоит прокомментировать идею абсурдности у Камю и её обоснованность. Идея зиждется на противопоставлении жаждущего ясности разума и безответного, иррационального мира. Однако многие люди чувствуют себя в полной гармонии с окружающим миром и у них не возникает ощущения абсурда. Кроме того, можно посмотреть на разум и сознание с точки зрения биологии - как на эволюционировавшую нервную систему, средство выживания и приспособления человеческого организма. Тогда разум не противопоставлен миру и не «сталкивается» с ним - разум порожден миром, природой, является его частью, причем наиболее развитой. Что касается требования ясного понимания смысла жизни - это лишь одно из «побочных эффектов», крайностей этого механизма самосохранения. Возникновение ощущения абсурдности и, тем более, страдания от него являются уже патологией, которую природа не «продумала» и не «предвидела». Но в том, что человек не понимает смысла жизни и не находит ответа на многие другие метафизические вопросы, нет никакой ошибки - ведь его сознание изначально предназначалось для решения более простых задач - выживания, успешного размножения и т.д. Поэтому максимум, на что мы можем надеяться - это инстинктивное понимание гармоничности в окружающей действительности. Камю считал абсурд связующим звеном между человеком и миром («Абсурд равно зависит и от человека, и от мира. Пока он -- единственная связь между ними» Камю А. Миф о Сизифе // Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство: Пер. с фр. - М.: Политиздат, 1990. - С. 34.). Но так ли необходим этот третий элемент, если человек и его разум рождены природой и изначально являются частью мира? Такой биологический контраргумент ставит под сомнение существование абсурда. Таким образом, тезис французского философа о противоречии между разумом и остальным миром не до конца обоснован, и концепт абсурда оказывается довольно хрупким. А учитывая, что на его фундаменте строятся все последующие размышления Камю, вся его философия может оказаться под вопросом.
При этом нельзя утверждать, что Камю не обдумывал такой контраргумент против его философии. Так, в «Записных книжках» имеет место следующая запись: «Нужно решиться ввести в мыслительный аппарат необходимое различие между философией очевидной и философией приятной. Иначе говоря, мы можем прийти к философии, которая противна уму и сердцу, но которая напрашивается. Так, для меня очевидная философия заключена в абсурде. Но это не мешает мне иметь (или, точнее, учитывать) философию приятную. Напр.: точное равновесие между умом и миром, гармония, полнота и т.д. Счастлив мыслитель, который отдается своей склонности, а тот, что отказывает себе в этом - из любви к истине, с сожалением, но решительно, - мыслитель-изгнанник» Камю А. Записные книжки [Электронный ресурс]. URL: http://modernlib.ru/books/kamyu_alber/zapisnie_knizhki/read/ (дата обращения: 15.04.2016).. Камю признавал, что такой подход был бы более удобен, приятен, но по какой-то причине не верил в него. Абсурдный мыслитель с его постоянной тревогой не стал бы выбирать «приятной» философии взамен «истине».
Исследователь С. Великовский тоже не находит аргументацию Камю по поводу абсурда убедительной. В одной из своих обширных исследовательских работ, которую он посвятил творчеству Камю, автор пишет: «Гносеология "Мифа о Сизифе", сводящаяся к безнадежному "я знаю, что ничего не знаю", - очередной и достаточно заурядный случай агностического философствования, беглый обзор теорий, почерпнутый из трудов Киркегора, Шестова, Бердяева, Хайдеггера, на которых Камю и ссылается» Великовский С. Грани «несчастного сознания». Театр, проза, философская эссеистика, эстетика Альбера Камю. - М.: Искусство, 1973. - С. 79.. Куда более ценным вкладом Камю в мировую философию и конкретно в философию того исторического периода во Франции Великовский считает стоицизм, сквозящий в идее бунта. Речь об этом пойдет далее в книге, но сначала необходимо выполнить основную задачу настоящей работы и выяснить, имело ли место влияние произведений Достоевского на формирование идеи абсурда у Камю.
«Итак иди, ешь с весельем хлеб твой,
и пей в радости сердца вино твоё,
когда Бог благоволит к делам твоим...
Всё, что может рука твоя делать, по силам делай;
потому что в могиле, куда ты пойдёшь,
нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости.»
Екклесиаст, 9: 7, 10
ВВЕДЕНИЕ
Философия экзистенциализма возникает в конце XIX - начале XX века как попытка ответа на извечные вопросы человеческой цивилизации: о боге, о бытии, о предназначении человеческой жизни и загадке судьбы, - вопросы, решение которых должно быть современно живущему человеку, отвечать его пониманию действительности в конкретном историческом отрезке. Пониманию, на которое наибольшее влияние оказали величайшие и ошеломляющие успехи науки на фоне страшной моральной деградации, отражённой в многомиллионных жертвах двух мировых войн, в бесчеловечном и планомерном истреблении огромных масс беззащитных людей оружием, голодом, непосильными условиями работы в бесчисленных лагерях. Не случайно поэтому смещение центра внимании философии от проблем бытия и объективной природы вещей к субъекту, т. е. человеку, его внутреннему миру и переживаниям. В центре этой новой на тот период философии - ««экзистенция», человеческое существование, как оно предстаёт в непосредственном переживании своего «бытия-в-мире» - в актах заботы, страха, любви, ненависти, раскаяния, отчаяния, решимости, надежды и т.д.. Будучи всегда «заброшена» в ту или иную конкретную ситуацию, экзистенция совершает выбор самой себя, реализуя тем самым изначально присущую ей свободу» . Эта экзистенция так или иначе является связующей нитью, объединяющей творчество и взгляды философов-экзистенциалистов, благодаря ей мы и выделяем их как приверженцев одного философского направления. Однако, несмотря на одинаковость исходных посылок, каждый философ делает из них свои выводы, рисует свою собственную картину мира с предлагаемой моделью человеческого поведения в нём, тем самым отличаясь и выделяясь из ряда других философов.
Под общим понятием философии экзистенциализма обычно понимают несколько обособленных течений, выделенных индивидуальностью подхода к решению экзистенциальных проблем (или к невозможности решения таковых). Помимо некоторых стоящих особняком вариантов философии экзистенциализма (таких, например, как «предэкзистенциализм» С. Кьеркегора и «позитивный экзистенциализм» Н. Аббаньяно ) существует два основных направления - это теистический (К. Ясперс, Г. Марсель) и атеистический экзистенциализм (М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр, А. Камю) . И если «теистические экзистенциалисты стремятся преодолеть человеческое отчуждение переоткрытием мира личностного общения с другими людьми и Богом», «пытаются вновь пробудить в современном человеке чувство глубины и загадочности в знакомом и показать, как он может найти своё настоящее Я», т.е. «открывают новый подход к трансцендентному» , то «Сартр и Камю говорят о человеке и для человека, который потерял или никогда не имел веры в Бога», «они оба пытаются показать последствия атеизма, как они их видят, и объяснить одинокому и отчуждённому индивиду ситуацию, в которой он находится», другими словами, стараются помочь найти ответы на такие, казалось бы, простые и одновременно сложные вопросы: «Как следует жить человеку в мире, где нет заранее заданного значения? Как он может придать какое-то значение своей жизни?»
Вообще, в творчестве Сартра и Камю можно при желании проследить достаточно много параллелей, главными из которых, думается, является нежелание упрощать и приукрашивать ситуацию, облегчать «заброшенность» человека в этот мир и его «невольную» свободу верой в присутствие Бога или же шифрами трансцендентного. Однако несмотря на родственность философских позиций этих авторов, мне всё-таки хочется отметить, что Альбер Камю - случай особый. Твёрдость, последовательность, бескомпромиссность, глубина, ясность и никакого самообмана - эти огненные качества его философии позволяют выделять его из ряда экзистенциалистов, и, как бы ни относился читатель ко взглядам Камю, думается, не найдётся никого, кто отказался бы признать силу, бесконечную силу этой философии, раскрывающей для почитателей Камю свою чарующую красоту. Силу, быть может, не столько в смысле глубины и логической завершённости философской системы, сколько в смысле правдивости Камю, в первую очередь, перед самим собой в ответах на основные философские вопросы, - ответах, не оставляющих человеку ничего, кроме горькой правды, и, несмотря ни на что, подчёркивающих его величие. «Оттенкам, противоречиям, психологическим примесям, всегда привносимым «объективным» умом в существо вопросов, нет места в... исследовании и страстном поиске», - пишет сам Камю. «Здесь нужна только беспощадная, то есть логичная мысль. А это непросто. Всегда легко быть логичным. И почти невозможно быть логичным до конца» .
Для Камю, наверное, ещё более, чем для Сартра, характерно, что мы имеем дело «не столько с философией, сколько с философствованием, или с некоторой «пограничной областью» между тем и другим» . Отношения самого Камю к философии экзистенциализма и, в том числе, к его собственной, можно выразить фразой из «Мифа о Сизифе»: «Я беру на себя смелость назвать здесь экзистенциалистскую позицию философским самоубийством... это удобный способ обозначить такой ход мысли, при котором она отрицает сама себя и старается себя превзойти в том, что является её отрицанием» . Действительно, чрезвычайно сложно построить стройную философскую систему, сознательно ставя предельно чёткие границы, нисколько не приукрашивая положение дел и не даже не допуская возможности придания вещам какого-то иного смысла кроме того, который они отчётливо являют. В таких условиях невольно стирается чёткая грань между философским и художественным произведением. В том числе и поэтому невозможно отделять философские произведения Камю от его художественной прозы, поскольку «его новеллы так же полны глубокого смысла, как и философские трактаты, а последние так же прекрасны, как и маленькие эссе» . Нельзя не согласиться с тем, что «Камю надо читать... Его надо читать не торопясь, наслаждаясь необыкновенной красоты слогом, по-новому неожиданным и даже парадоксальным и по-старинному изящным и романтичным» .
В данной работе мне бы не хотелось искать различия (хотя они, безусловно, есть) в философском либо писательском таланте Камю и Сартра, которые можно было бы трактовать как предпочтение одного философа другому, поскольку, признаюсь, я глубоко симпатизирую взглядам и творчеству обоих. Просто отмечу, что каждого из них характеризовал его собственный богатый образный язык, «почти поэтическое языкотворчество, метафоричность... стиля, многочисленные заимствования из других языков, в том числе «мёртвых», контекстуальность значений...», словом, всё то, «что языковая практика приобрела для того, чтобы раскрыть «другим» личностям тончайшие нюансы собственных переживаний автора» . Это и не удивительно, ведь философы-экзистенциалисты «пытаются сокрушить социальное сознание и мышление толпы, для того чтобы пробудить индивида для видения своего экзистенциального положения и своей ответственности и возможностей как свободного индивида. В этом... заключается одна из причин того, что они используют столь драматичный и эмоционально окрашенный язык. Во многих случаях они делают это, чтобы привлечь внимание к давно известным истинам, которые до поры не осознаются как глубоко затрагивающие каждого» . Несмотря на родственность главных идей философского и художественного творчества Сартра и Камю, у каждого были свой стиль, свои приёмы, свои основные философские темы.
Сам Камю говорил как бы о двух циклах своих произведений. Теме абсурда посвящены работы 30-х годов, тема бунта - «Бунтующий человек», роман «Чума» и пьеса «Праведники». Как говорил Камю в интервью, данном в Стокгольме перед вручением Нобелевской премии, в первом цикле представлено отрицание, второй решает положительные задачи; оба были задуманы одновременно и реализованы последовательно.
Итак, мы подошли к главной обсуждаемой в работе теме, а именно, к философии абсурда Камю. Как уже отмечалось, Камю не только философ, «в конце концов, прежде всего он великий писатель» . Поэтому, я думаю, было бы неправильным просто пересказывать считающееся главным философское «произведение абсурда» автора - его «Миф о Сизифе» - в отрыве от его художественной прозы. Вместо этого я попытаюсь проследить возникновение абсурда, выявить его сущность и понять, какие следствия из него может найти для себя человек на основе сразу трёх работ автора, объединённых одной темой. Это «Миф о Сизифе», повесть «Посторонний» и пьеса «Калигула», причём в качестве основного источника идей философии абсурда будет взята первая из них. Сразу оговорюсь, что, на мой взгляд, обилие цитат, приводимых мной ниже, быть может, излишнее для раскрытия какой-либо другой темы, в данном случае будет полезным, поскольку даст возможность хотя бы немного прочувствовать своеобразие «философствования» Камю, богатство и колорит причудливо окрашенного стиля, характеризующего его писательско-философский талант, поскольку, наконец, его философия абсурда - это настолько же философское построение, насколько и эмоциональный призыв автора к читателю.
ВОЗНИКНОВЕНИЕ АБСУРДА
Ощущение абсурда, по Камю, приходит либо вдруг и сразу, либо человеческая жизнь на протяжении длительного периода представляет собой постепенное и постоянное погружение в глубины абсурда; но, в любом случае, вся дальнейшая жизнь меняется, об её абсурдности забыть уже нельзя. Таково мгновенное прозрение Калигулы: «Просто я внезапно почувствовал, что мне нужно невозможное. На мой взгляд, существующий порядок вещей никуда не годится» . Такова погруженная в постоянное ощущение абсурда жизнь главного героя «Постороннего» Мерсо: «В жизни ничего не переменишь, всё одно и то же» . И далее: «Всё - всё равно, всё не имеет значения, и я прекрасно знаю почему... На протяжении всей моей нелепой жизни, через ещё не наступившие годы, из глубины будущего неслось мне навстречу сумрачное дуновение и равняло всё на своём пути, и от этого всё, что мне сулили и навязывали, становилось столь же призрачным, как те годы, что я прожил на самом деле» .
Ещё более сильно, с пугающей простотой описывается сцена «абсурдного прозрения» в «Мифе о Сизифе»: «Чувство абсурда может поразить в лицо любого человека на повороте любой улицы... Утреннее вставание, трамвай, четыре часа в конторе или на заводе, еда, трамвай, четыре часа работы, еда, сон, и так всё, в том же ритме, в понедельник, вторник, среду, четверг, пятницу, субботу» (Фактически, это и есть описание образа жизни Мерсо). «Чаще всего этой дорогой следуют без особых затруднений. Но однажды вдруг возникает вопросительное «зачем?», и всё начинается с усталости, подсвеченной удивлением» .
Эта усталость - первый признак надвигающегося ощущения абсурда. Абсурд ещё не завладел человеком целиком. Согласно Камю, «усталость одновременно и последнее проявление жизни машинальной, и первое обнаружение того, что сознание пришло в движение. Усталость пробуждает сознание и вызывает всё последующее. Последующее может быть либо возвратом к бессознательности, либо окончательным пробуждением» . Итак, человек первый раз сталкивается с этой пробуждающей его сознание усталостью, и теперь от него зависит, заговорит ли его сознание во весь голос, или вновь замолчит. Так или иначе, эта усталость по Камю - первый звонок, первый бунт плоти, и «в этом бунте плоти обнаруживает себя абсурд» . Так, благодаря сознанию, абсурд впервые входит в человеческую жизнь.
Однако осознание - ещё не сам абсурд, это лишь часть того, что необходимо для полного ощущения абсурдности бытия. И Камю указывает следующий важный шаг, который делает человек на пути к абсурду. «Ещё ступенью ниже нас ждёт ощущение нашей чужеродности в мире - мы откроем... с какой силой природа, самый пейзаж может нас отрицать... Первобытная враждебность мира доносится до нас сквозь тысячелетия. В какой-то миг мы перестаём понимать этот мир по той простой причине, что на протяжении веков нам были понятны в нём лишь образы и рисунки, которые мы сами же предварительно в него и вложили, однако с некоторых пор нам не хватает больше духу прибегать к этой противоестественной уловке. Мир ускользает от нас, потому что снова становится самим собой... Ясно одно: в этой плотности и этой чуждости мира обнаруживает себя абсурд» . Камю-писатель устами Калигулы вторит Камю-философу: «Этот мир, такой, как он есть, выносить нельзя» .
«Враждебность мира» Камю - очень важный этап в понимании его философии абсурда. Действительно, научные схемы и теории, сменяющие одна другую и призванные объяснить нам мир, кричат наперебой о решении мировых загадок и тайн. Но на самом деле, они остаются лишь гипотезами, в лучшем случае лишь более новыми и близкими к действительности попытками описания явлений, причем отдельных явлений, являющихся ничтожно малой частью всей многообразной картины мира. В результате, как бы близко мы не приближались к истине, мы никогда до конца её не постигнем, и главные вопросы бытия так и останутся без ответа. Именно это и приводит человека в ужас. Он страстно хочет познать мироздание, но все его попытки, как и попытки самого Камю, разбиваются об иррациональность и чуждость мира: «... вся земная наука не даёт ничего, способного уверить меня в том, что этот мир мне принадлежит... Я понимаю, что с помощью науки могу опознать и перечислить явления, но никак не могу освоить мир. Даже если я ощупаю пальцем все извивы его рельефа, я не узнаю о нём больше» .
Следующий этап на пути к абсурду - восприятие человеком других людей в их механистическом проявлении, в их лишённой смысла деятельности, в их чуждости друг другу и осознающему индивиду. И в этом вопросе Камю невольно перекликается с Сартром. «Люди также источают нечто бесчеловечное», - пишет он. «Тягостное замешательство перед бесчеловечным в самом человеке, невольная растерянность при виде того, чем мы являемся на самом деле, короче, «тошнота», как назвал всё это один современный писатель, тоже обнаруживают абсурд» . Это замешательство перед нелепостью и тошнотворностью людских страстей испытывает и Калигула, столь внезапно ужаленный абсурдом в самое сердце. Показательны его слова до и после столкновения с абсурдом. Сначала: «заблуждается только тот, кто причиняет страдание другому» . И затем: «Если казна имеет значение, тогда человеческая жизнь его не имеет... Все... должны согласиться с этим рассуждением и полагать, что их жизнь - ничто, коль скоро деньги для них - всё. А пока я решил быть логичным, и, поскольку власть принадлежит мне, вы увидите, во что вам обойдётся эта логика. Я искореню противоречия и противоречащих» . Мерсо, другому герою Камю, в друзьях его матери, пришедших проститься с покойной, видятся скорее люди-автоматы в их гротескно-механическом, нежели жизненном проявлении, и он невольно ощущает своё одиночество и отчуждённость, противопоставляет себя им: «... они неслышно скользили в слепящем свете. Они уселись, и ни один стул не скрипнул. Никогда никого я не видел так ясно, до последней морщинки, до последней складки одежды. Однако их совсем не было слышно, просто не верилось, что это живые люди... Больше всего меня поразило в их лицах, что я не мог разглядеть глаз, только что-то мерцало в сети морщин... у всех были беззубые, запавшие рты... Тут я заметил, что все они, качая головами, сидят напротив меня... У меня мелькнула нелепая мысль, будто они собрались, чтобы меня судить» .
В довершение всего, человек словно вспоминает о грядущей смерти, и это, пожалуй, самый сильный аргумент абсурда. Конечно, он знал о ней и ранее. Но в том, доабсурдном понятии смертности и в осознании смерти в её абсурдности - огромная разница. До столкновения с абсурдом человек живёт, будто смерти нет вовсе: «... никогда не удастся в достаточной мере изумиться тому, что все живут так, как если бы они о смерти «знать не знали»» . Однако после укоренения абсурда в сознании человека нелепость и пугающая неотвратимость смерти повсюду с ним, и от них уже никуда не деться: «В действительности источником ужаса является математическая непреложность события смерти... Простота и бесповоротность произошедшего и дают содержание чувству абсурда. В смертельном свете этой судьбы проступает её бесполезность» . Действительно, смерть только тогда становится по-настоящему ужасна, когда человек встречается с абсурдностью лицом к лицу и осознаёт её. Об этом, кстати, говорит и Хайдеггер, цитируемый Камю: «Мир ничего не может предложить человеку, находящемуся во власти страха» . «Люди умирают, и они несчастны» , - восклицает Калигула так, словно он только что по-настоящему осознал эту прописную истину. В каком-то смысле, так оно и есть, потому что, конечно, он всегда знал о ней, но именно теперь, в сиянии абсурда, она становится ему невыносима. До такой степени, что Калигула уже не может забыться во сне так, как раньше, другими словами, жизнь его, вернее, ощущение жизни в корне изменились. «В сущности, все мы осуждены на смерть» - вторит ему герой «Постороннего» . После такого прозрения неотвратимость смерти становится невыносима. «Мысль, что «я есмь», мой способ действовать так, будто всё имеет смысл..., - всё это головокружительно опровергается абсурдностью возможной смерти» .
Таковы в общих чертах предпосылки и условия возникновения абсурда в человеческом сознании. Поговорим теперь о его непременных составляющих.
СУЩНОСТЬ АБСУРДА
Из рассмотренного выше может показаться, что по сути дела абсурд это и есть мир - непознаваемый, не поддающийся до конца разумному объяснению, с его странными законами, с его чуждостью человеку, наконец, с его в высшей степени нелепой, превращающей всё в тщету смертью. Но Камю вовремя предостерегает, в том числе и самого себя, от такой неправильной трактовки понятия абсурда: «Я говорил, что мир абсурден, но я слишком поспешил. Сам по себе этот мир неразумен - вот всё, что можно сказать о нём» .
Так что же всё-таки такое абсурд в трактовке Альбера Камю? «Я знаю, чего хочет человек, знаю, что ему предлагает мир, и теперь могу сказать, что знаю, чем они соединены» - рассуждает философ. Ответ Камю таков: абсурд - это связь, соединение непознаваемости мира с жаждой человеческого познания. «Абсурдно же столкновение этой иррациональности с отчаянной жаждой ясности, зов которой раздаётся в глубинах человеческой души. Абсурд зависит от человека в той же мере, в какой он зависит от мира» . Для Камю очень важно понимание противостояния человеческого разума и окружающей действительности, из которой рождается абсурд. Уже в других выражениях, он снова и снова повторяет это утверждение. «... человек оказывается перед иррациональным. Он испытывает желание быть счастливым и постигнуть разумность жизни. Абсурд рождается из столкновения этого человеческого запроса с безмолвным неразумием мира... Иррациональность, человеческая ностальгия и абсурд, вытекающий из их встречи, - таковы три действующих лица той драмы, которая неминуемо должна покончить со всякой логикой, на какую бытие способно» .
«Этот мир не имеет значения, и кто это понимает - обретает свободу» , - восклицает Калигула, и хочется лишь добавить: «абсурдную свободу». Впрочем, о самой свободе речь у нас впереди. Пока же отметим, что из слов Калигулы следует, во-первых, что «мир не имеет значения», т. е. абсурден и, во-вторых, что некто это «понимает», т. е. абсурдность осознаётся. Соединение разума и абсурда здесь налицо. В «Постороннем» характерны слова из эмоционального откровения обычно молчаливого Мерсо священнику незадолго до казни: «Напрасно он (священник) уверен, что жив, ведь он живёт как мертвец. Вот и я с виду нищий и обездоленный. Но я уверен в себе и во всём, куда уверенней, чем он, я уверен, что жив и что скоро умру. Да, кроме этой уверенности, у меня ничего нет. Но по крайней мере этой истины у меня никто не отнимет» . В повести Камю так же последователен, как и в философском эссе. Абсурд - близящаяся и заранее нелепая казнь Мерсо. Его уверенность в смерти - способность абсурд осознавать.
Значит ли все сказанное выше, что достаточно одного факта столкновения, одного чувства противоречивости человеческого сознания и окружающего мира, чтобы абсурд вступил в свои права? Достаточно лишь раз осознать это противоречие и тут же забыть о нём, чтобы быть «абсурдным» человеком? Как оказывается, нет. Потому что, по Камю, «всё дело в том, чтобы в состоянии абсурда жить» . Как уже было показано, абсурд не может существовать вне мира, но в то же время абсурд не может существовать и вне человеческого сознания, и потому он, как и всё на свете, подвластен гибели. Поэтому, считает Камю, чтобы быть постоянно погруженным в абсурд, чтобы жить в нём, человек должен непрестанно его осознавать. Как пишет Камю, «если я хочу сохранить этот конфликт, то не иначе, как благодаря постоянному осознаванию, всякий раз возобновляемому, всегда пребывающему в напряжённости» . Действительно, «абсурд умирает только тогда, когда от него отворачиваются» .
Однако, как считает философ, и простого постоянно возобновляемого осознавания ещё не достаточно для существования абсурда. Человек может осознавать абсурд, но он не должен его принимать. Если нет «осознанной неудовлетворённости» и «постоянного отрицания», то устраняется и разлад между человеком и миром, а с ним устраняется и абсурд. «Абсурд имеет смысл только в той мере, в какой с ним не соглашаются» .
Особое значение уделим словам «постоянное отрицание». Здесь кроется непременное требование «отсутствия какой бы то ни было надежды». Надежды, которая может придать смысл человеческой жизни. И если даже человек всегда и всюду осознаёт абсурдность жизни, но он надеется (на смысл, которым он когда -либо проникнется, на жизнь вечную, на воссоединение с Единым или Богом, пусть даже очень нескоро, в далёком будущем), то абсурд гибнет. В данном случае надежда трактуется Камю как самообман, как нежелание человека принимать очевидные, пусть даже очень непростые истины. По Камю, единственное действительное знание подлинного человека абсурда сводится к тому, «что в рамках чутко внемлющего всему сознания нет места надежде» .
Вся жизнь Постороннего, Мерсо, проходит под знаком отрицания надежды. Мерсо - как никто другой есть человек из реального мира, живущий своим настоящим, и ничего другого ему не надо. На вопрос священника, как Мерсо представляет себе жизнь вечную, тот восклицает: «Так, чтобы вспоминать вот эту жизнь, земную!» . И в этом - весь Мерсо.
По-другому раскрывается тема надежды в пьесе «Калигула». Если сначала главный герой надеется на то, что «настанет час преображения для меня и вместе со мной для всего мира, и тогда люди наконец перестанут умирать и будут счастливы» , то перед смертью надежда покидает Калигулу, и можно сказать, что в этот момент он абсурден как никогда ранее: «...сегодня я ещё свободней, чем был все эти годы. Я освободился от воспоминаний и от иллюзий... Я знаю, что всему приходит конец!»
Неприятие надежды воспринимается Камю, пожалуй, как самое сложное из условий абсурда. В доказательство этого он последовательно показывает, как происходит уход от абсурда в надежду у Киркегора, Шестова, Ясперса. Надо отметить, что взгляды этих философов близки Камю и принимаемы им почти во всём, кроме той точки, откуда появляется надежда. Для Ясперса надежда - это уход в трансцендентное, для Шестова - принятие непонятного и противоречивого Бога, единственное доказательство существования которого - в его бесчеловечности, для Киркегора - в примирении, которое выражается в заключительном отрицании всемогущества разума и согласии с его ограниченностью, так называемой «жертве Интеллекта» в угоду Божественному. Камю рассматривает этот уход в надежду как философский «прыжок», поскольку между абсурдностью и Богом существует разрыв, который недоступен чистой, до конца логичной мысли. Преодолеть этот разрыв можно только «метафизически» перепрыгнув через него, т. е. прийти к Богу вопреки доводам разума. Эта парадоксальная логика говорит, что мир абсурден, и выхода из этого абсурда нет, но именно поэтому есть Бог, в противном случае разве мы испытывали бы в Нём потребность?
Однако довольно об этом. Итак, все условия выполнены, благодаря Камю человек становится «человеком абсурда». Поговорим теперь о следствиях, извлекаемых философом из этой ситуации.
СЛЕДСТВИЯ АБСУРДА
Согласно Камю, как нами уже было показано, необходимо непрестанно поддерживать жизнь абсурда постоянным его осознаванием или, словами автора, «смотреть на него в упор». Отсюда Камю выводит идею бунта, занявшую одно из главных мест в более позднем творчестве философа и наиболее подробно раскрытую в «Человеке бунтующем» . Бунт по Камю есть постоянное столкновение человека с собственным неведением. Бунт - это постоянное требование ясности и открытости мироздания человеческому познанию. А поскольку мир всегда остаётся чуждым человеку, то, тем самым, бунтуя, человек как бы непрерывно доказывает самому себе своё постоянное присутствие в этом мире. Причём индивид осознаёт, что это его требование ясности никогда не будет удовлетворено, т. е. бунт отнюдь не даёт повода надежде. «Бунт есть убеждённость в давящем гнёте судьбы за вычетом смирения, которое должно было бы этой убеждённости сопутствовать» . Этот метафизический бунт придаёт ценность человеческой жизни, он возвращает её величие, казалось бы, отнятое упраздняющей человека действительностью. Согласно автору, нет зрелища более прекрасного, чем постоянная схватка разума с окружающей действительностью, потому что в ней рождаются человеческая гордость, мощь и самобытность. Говоря о человеке, Камю подчёркивает, что «абсурд - это предельное напряжение, которое он постоянно поддерживает своим одиноким усилием. Потому что знает: своим осознанием и бунтом изо дня в день он свидетельствует о своей единственной правде, которой является вызов. И это первое следствие» .
Бунт Калигулы налицо. Для него это главное следствие абсурда. Поставить всё с ног на голову, навести в империи неслыханные и даже немыслимые порядки, посредством своего правления захотеть сделать возможным невозможное, своими зверствами потрясти глубинные основы людского существования - это ли не бунт? С бунтом Мерсо дело обстоит сложнее. На первый взгляд кажется, что он вообще не бунтует, по крайней мере мне не удалось отыскать в постороннем какие-то попытки «метафизического» бунта или его скрытые проявления. Однако из этого не следует, что Мерсо не абсурден. Не все следствия абсурда важны для каждого в одинаковой степени. Согласие Мерсо не является покорностью судьбе и полным подчинением себя, его «равнодушное» смирение есть глубочайшее внутреннее родство с окружающим миром. Мерсо состоит с ним скорее не в отношениях противостояния, но братства, он слит с миром и растворён в нём, они живут одной жизнью. Мерсо не бунтует не потому что не абсурден; наоборот, он абсурден столь глубоко, что бунт ему уже не нужен.
Вторым следствием абсурда Камю считает свободу. Разберёмся с этим понятием подробнее, поскольку в таком, на первый взгляд, очевидном понятии, как свобода, скрыт некий парадокс, и, как мы увидим, свобода свободе рознь.
Итак, до встречи с абсурдом человек, что кажется вполне естественным, имеет свои цели и планы на будущее и старается жить, руководствуясь именно ими. Он взвешивает свои шансы на успех, рассчитывает на некоторые будущие события; он верит, наконец, в своё управление собственной жизнью. Действительно, если суммировать всё перечисленное, получается, что человек поступает в жизни так, как если бы был свободен. В каком-то смысле свобода есть его подсознательная установка, помогающая строить свою жизнь по разработанному плану. Она есть вера в то, что он сам - хозяин своей жизни.
Вот тут-то и появляется первое противоречие, которое мы попытаемся прочувствовать. Живя с уверенностью в своей свободе, он в некотором смысле становится её рабом, поскольку постоянно согласует свои поступки с требованиями преследуемой им цели. В результате он оказывается в жёстких рамках поведения, диктуемого, как ему кажется, его собственным выбором своего будущего. Таким образом этот постулат о свободе, иллюзией которой живёт обычный человек, в известном смысле сковывает его, и, столкнувшись с абсурдом, человек вдруг понимает, «что высшей свободы, свободы быть, единственно могущей послужить основанием для истины, не существует» , поскольку в этом мире неотвратима смерть, после которой всё будет кончено. В том числе и его иллюзорная свобода.
И наоборот, абсурд, сводящий к нулю шансы человека на вечную свободу в высшем смысле, возвращает ему свободу поступков, свободу мысли и действия, т.е., согласно Камю, не «метафизическую», а его личную, «внутреннюю» свободу. В возврате к отчётливому сознанию, бегстве от повседневного сна философ видит первоначальные посылки «внутренней» или, по-другому, абсурдной свободы, в уверенности в том, что завтрашнего дня нет - её непосредственную причину. Камю подводит такой итог абсурдной свободе: «...смерть и абсурд предстают здесь, это отчётливо ощутимо, принципами единственно разумной свободы: той, которую дано испытать сердцу человеческому и которой оно может жить. Таково второе следствие» .
Внутренняя свобода Калигулы в силу его неограниченной власти становится принудительной свободой всех, она разрастается до имперских размеров. «Возвестите Риму, что ему наконец возвращена свобода и что вместе с ней наступает великое испытание» , - говорит Калигула, прекрасно понимая, какую свободу он имеет в виду. Для него свобода - власть хаоса и разрушения, Калигула хочет взять на себя абсурдную функцию мира, самому сделавшись слепым и бесчеловечным случаем. На примере Калигулы Камю показывает опасность такой разрушительной внутренней свободы в соединении с силой власти.
Примером Мерсо хорошо иллюстрируется разница в свободе метафизической и внутренней. Сам Мерсо так описывает предложение начальника заняться новой работой, рисующей неплохие перспективы: «Я сказал - пожалуй, хотя, в сущности, мне всё равно. Тогда он спросил, неужели мне не интересно переменить образ жизни. Я сказал, в жизни ничего не переменишь, всё одно и то же, а мне и так хорошо» . Мерсо понимает, сколь глупо рассчитывать на высшую, вечную человеческую свободу, которая могла бы придать смысл его будущему; правильнее сказать, это даже не понимание, а его органическое ощущение. Взамен он обретает свободу абсурда, которая роднит его с миром. Можно сказать, что как и мир, Мерсо чужд и непонятен остальным, но зато красота мира служит источником его постоянной тихой и глубокой радости жизни.
Итак, человек абсурда бунтует, и он «внутренне» свободен. Что же ещё можно извлечь из понятия абсурдности? Стремясь дать ответ на этот вопрос, Камю проводит чёткое различие качества и количества жизненного опыта, существенно важное для человека абсурда. И если абсурд существует лишь в постоянном противоборстве бодрствующего сознания и той темноты, которая его окружает, в состоянии перманентного человеческого бунта, то сам собой напрашивается вывод, что «важно не прожить как можно лучше, а пережить как можно больше» . В вопросе о количестве и качестве прожитых лет происходит однозначный выбор в пользу количества. Причём количество опыта не является для Камю простым эквивалентом числу прожитых человеком лет. Пережить как можно больше - это прежде всего значит как можно чаще противостоять миру, это значит «прочувствовать свою жизнь, свой бунт, свою свободу, и как можно сильнее» . А это можно сделать при любых жизненных событиях, выпадающих на человеческий удел. В этом смысле все виды опыта равноценны. Тем не менее единственным препятствием на пути к ещё более длительному человеческому противостоянию является смерть. И хотя количество жизненного опыта человека не есть в прямом смысле срок его жизни, Камю всё же замечает, что отнятые смертью годы жизни и опыта никогда не будут возмещены. И от воли человека тут ничего не зависит. Как считает философ, в данном случае речь идёт исключительно о везении. Однако, несмотря на слепой жребий, остаётся само человеческое стремление к продолжению противостояния миру и абсурдного опыта, потому что «настоящий момент и непрерывное следование настоящих моментов перед постоянно бодрствующей душой - вот идеал человека абсурда» . Это постоянное стремление Камю называет страстью.
«Таким образом», - говорит Камю, подытоживая свои выводы из понятия абсурдного, «я извлекаю из абсурда три следствия - мой бунт, мою свободу и мою страсть» .
Теперь зададимся обратным вопросом: какие, казалось бы, очевидные выводы Камю не делает из абсурда? В первую очередь, это вывод о человеческой вседозволенности. Философ, однако, замечает, что понятие морали неприменимо к человеку абсурда, поскольку единственно возможная для него мораль - мораль высшая, исходящая от Бога, является недоступной, так как человек абсурда сам живёт без Бога. Однако отсутствие морали не перетекает в принцип вседозволенности. Карамазовское «всё позволено» вовсе не означает, будто ничего не запрещено. В смысле свободы высшей абсурд не освобождает, а скорее связывает, диктуя человеку свои правила. Он не даёт разрешения на любые поступки, он лишь делает равноценными их последствия. «Он не советует поступать преступно, однако он обрекает на бесполезность угрызения совести» . И поскольку все виды опыта равноценны для абсурда, то исполнение своего долга становится столь же законным, как и всё остальное. В пьесе Камю показывает, как неверно понимает вседозволенность Калигула. Тирания - это один из путей, на которые указывает ему абсурд, и император с головой окунается в свои зверства, ему доставляет наслаждение смотреть, как по его приказу льётся людская кровь, как его подданные трепещут и раболепствуют перед ним, как угодливо улыбается ему сын убитого им отца и холуйствует перед ним муж обесчещенной им женщины. Устами главного героя пьесы Камю говорит, что это ложный путь, которым Калигула ничего не достигает, в то время как самого императора ждёт кара. «Я пошёл не той дорогой, она никуда не ведёт. Моя свобода - ложная», признаётся Калигула сам себе.
ЖИЗНЬ В СОСТОЯНИИ АБСУРДА
В самом начале «Мифа о Сизифе» Камю ставит вопрос о самоубийстве как основополагающий философский вопрос. Достойна ли жизнь быть прожитой? Чтобы появились прочие философские проблемы, необходимо прежде всего дать ответ на этот исходный вопрос. Всё рассуждение Камю об абсурде является, следовательно, в первую очередь, попыткой ответа на вопрос об оправданности самоубийства. В силу изложенного выше становится очевидным, что самоубийство должно быть отвергнуто. В мире абсурда, где единственным достижением является количество пережитого абсурдного опыта, нет места самоубийству. Оно являлось бы, как и философский «прыжок», полнейшим приятием сущего, абсурд же не имеет ничего общего со смирением. Самоубийство - это своего рода смерть абсурда. Камю же говорит: «Всё дело в том, чтобы в состоянии абсурда жить».
Так какая же она, эта жизнь в состоянии абсурда? Есть ли в ней ещё что-то, кроме постоянного созерцания абсурдности бытия и бунта? Как выясняется, есть, и довольно многое. Более того, как раз абсурд и заставляет человека на временном отрезке между рождением и смертью, за которой нет ничего, жить активной, полнокровной, деятельной жизнью. Противопоставить абсурдной истине свою жизнь и своё величие - вот первостепенная задача человека абсурда.
Какой именно должна быть деятельность такого человека? Да какой угодно. Это может быть и погружение в пучину любви, каким Камю рисует донжуанство, когда сам Дон Жуан - не просто обольститель, коллекционирующий свои мужские победы, а человек, который каждую доверившуюся ему женщину любит с одинаковой силой и со всей душой, снова и снова погружаясь в глубины чувств. В постоянном любовном умирании и возрождении или, точнее, в неугасающей молодости и новизне любви - его бунт и его свобода, в силе любви - его страсть. Это может быть и актёр, сама жизнь, вернее, сама игра которого есть лучшая демонстрация абсурда. Человеческие жизни, судьбы, неповторимые и вполне законченные, развёртывающиеся и завершающиеся за несколько часов в замкнутом пространстве - это ли не наивысшая концентрация абсурда? Это может быть, наконец, судьба завоевателя, извлекающего свою смелость, силу и абсурдное оправдание в своём презрении к человеческой смерти, и, в особенности, к своей собственной.
Надо отметить, что кратко обрисованные выше образы нисколько не исчерпывают возможные жизненные пути абсурдного человека. С таким же успехом, отмечает Камю, «это могли бы быть при желании девственник, чиновник или президент республики» . Тиран и мелкий служащий, литературные герои самого Камю, абсурдны нисколько не меньше, чем Дон Жуан и драматический актёр. Но особенно мне хотелось бы остановиться на образе творца как воплощения абсурда, под которым Камю понимает прежде всего философа и писателя.
Для начала согласимся, что, как справедливо замечает Камю, не будь абсурда, самого искусства могло бы и не быть, поскольку мир был бы предельно ясен, а искусство, в том числе философия и роман, есть в некотором роде наше толкование иррационального мира. Итак, писательское искусство - порождение абсурда, так где же ещё, как не в этой деятельности наиболее полно может проявить себя абсурдный человек? Можно сделать вывод, что творчество - совершенная реализация третьего следствия абсурда - человеческой страсти. Чтобы к абсурду прийти, человек должен смотреть на вещи честно и открыто, быть логичным до конца, и тогда последовательное рассуждение приведёт его к цели. Романное творчество же «отмечает точку, откуда берут начало абсурдные страсти и где рассуждение останавливается» . Однако недостаточно просто творить, чтобы быть творцом абсурда. Камю указывает, каким именно должно быть абсурдное творчество: «Задача человека абсурда не в том, чтобы находить объяснения и решения, а в том, чтобы самому испытать и описать» . Абсурдный романист не гонится за объяснениями и толкованиями. Он - лишь беспристрастный описатель человеческого опыта, и, описывая его, он тем самым приумножает его количество, служа цели, единственно правильной в абсурдном мире. Поэтому далеко не каждый романист может быть с полным основанием назван абсурдным. И дело тут не только в попытках разъяснений смысла там, где для абсурдного человека его нет, дело ещё в присутствии в произведении надежды. Существует немало писателей, творчество которых так или иначе перекликается с абсурдом, среди которых Стендаль и Бальзак, Пруст и Мальро, Достоевский и Кафка. Однако только единицы можно назвать абсолютно творчески абсурдными. «Я жду от абсурдного творчества того же самого, чего я требовал от мысли, - бунта, свободы и многообразия», - пишет Камю. «Затем оно обнаружит свою полнейшую бесполезность» . Именно этому важнейшему качеству - бесполезности, бесплодности абсурдного романа надежда как раз и не даёт реализоваться. Надежда - это всегда некий вкладываемый писателем смысл. Камю находит надежду и в романах Достоевского и Кафки, ценимых им, быть может, более других. Для Достоевского это - жизнь после смерти в Боге, т. е. - жизнь вечная, у Кафки - путь к Богу, которого Камю отождествляет с замком из одноимённого романа Кафки, куда неудержимо и безнадёжно стремится его главный герой.
Окидывая одним обобщающим взглядом описания у Камю человека абсурда в его различных проявлениях, нельзя не отметить нескрываемое одобрение, ярко выраженную положительную оценку, даваемую философом своим абсурдным героям. Даже Калигула, ярчайшее олицетворение зла в человеческой истории, приобретает в глазах Камю своё абсурдное оправдание. Калигулу Альбера Камю, как мне кажется, нельзя ненавидеть; по крайней мере, он достоин сочувствия.
Напутствие философа и писателя словно отражено в цитате из Екклесиаста, послужившей эпиграфом к данной работе. Несмотря на трагичность человеческого удела и неотвратимость смерти, идти по жизни гордо и радостно - вот что позволяет человеку быть воистину Человеком.
Трудно не почувствовать эмоциональный заряд автора, невольно передающийся и читателю, проникающемуся уважением к людям, способным при ясном осознании абсурдной истины не потерять гордости и человеческого величия. К тем, кто способен жить в постоянном конфликте мира и разума и не растерять умения радоваться каждому мигу своей жизни. По крайней мере, для меня - именно в этом наиболее остро проявляет себя ощущение силы и красоты философии абсурда Альбера Камю.
Нам осталось указать на ещё один и, возможно, наиболее противоречивый вывод, заключаемый Камю из философии абсурда, который мы наблюдаем в его трактовке мифа о Сизифе, послужившего названием всей философской работы.
Боги за грехи обрекли Сизифа вечно вкатывать на вершину горы огромный камень, откуда он снова и снова скатывался к её подножию, не без основания полагая, что нет ничего более ужасного, чем постоянная бесполезная и безнадёжная работа. Сами причины столь явной немилости богов упоминаются Камю как бы вскользь. Гораздо больше занимает его сама работа Сизифа в преисподней, хотя никаких мифологических упоминаний об этом не имеется. И Камю самостоятельно дописывает этот образ вечного труженика, придавая ему самое что ни на есть абсурдное толкование. Камю живо представляет себе нечеловеческие усилия Сизифа, его колоссальное напряжение в своём бесполезном труде. Но существует момент, когда камень достигает вершины, начинается спуск, и для Сизифа настаёт короткая передышка, равнозначная для него просветлению ума. Это тот самый миг, когда Сизиф как никогда остро осознаёт своё страдание и трагичную абсурдность своей судьбы. Вначале этот краткий интервал времени был насыщен страданиями, когда были ещё слишком сильны воспоминания о прошлой земной жизни. Но текло время, и вот к Эдипу пришло осознание, что его судьба принадлежит ему самому, а обломок скалы - его собственная забота. Когда Сизиф возвращается к своему камню, он ясно сознаёт, что череда бессмысленных действий, им совершаемых - это судьба, выбранная им самим, «спаянная воедино его собственной памятью и скреплённая печатью его слишком быстро наступившей смерти». «Здесь-то и коренится молчаливая радость Сизифа» . Было бы ошибочно утверждать, что счастье непременно вытекает из открытия абсурда. И всё-таки «надо представлять себе Сизифа счастливым» . Вот он - самый парадоксальный, и, быть может, самый значимый вывод Камю.
Не могу не процитировать слова Мерсо, сказанные ночью, которая могла стать последней ночью его жизни. Эти слова - словно квинтэссенция абсурда и счастья; может статься, в них Камю сказано больше, чем во всей философской работе: «Как будто неистовый порыв гнева очистил меня от боли, избавил от надежды, и перед этой ночью, полной загадочных знаков и звёзд, я впервые раскрываюсь навстречу тихому равнодушию мира. Он так на меня похож, он мне как брат, и от этого я чувствую - я был счастлив, я счастлив и сейчас» .
Чуть перефразируя, ещё раз приведём вывод Камю: человека абсурда - в его жизни среди иррациональности мира и абсурдности смерти, в центре всего, что представляет собой человеческий удел - надо представлять себе счастливым.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, я постарался выполнить поставленную перед собой задачу, а именно проследить условия возникновения абсурдного ощущения у индивида, выявить составные части абсурда и показать, какие философские выводы можно сделать из абсурдного жизнечувствия. Быть может, мне могут возразить, что тема абсурда этим далеко не исчерпывается, и целый ряд авторов и литературных произведений или даже произведений искусства оказался за пределами этой работы. Что ж, вполне возможно, что это на самом деле так, однако, хочется напомнить, что по первоначальному замыслу и названию работа не призвана дать полное исследование понятия абсурда, а только лишь дать описание абсурдной философии, и, более того, не философии абсурда в целом, а именно «философии абсурда Альбера Камю». И эта вполне конкретная цель, как мне представляется, достигнута. Посему в этом рассуждении о философии абсурда Камю, думается, можно поставить точку.
Или почти точку.
Всю свою творческую жизнь философ и писатель словно старался сам для себя найти оправдание своей трудной для принятия, тяжёлой, не оставляющей надежды философской истине. Отсюда и эволюция его философских взглядов, и его метания, и его творческий кризис последних лет жизни. Но, как ни парадоксально, главное подтверждение в абсурдности пришло к Камю в самый последний момент. Когда автомашина, в которой он январским днём 1960 года возвращался в Париж, врезалась в дерево, Камю, быть может, успел в самый последний миг заново осознать свою глубокую правоту, ещё раз убедившись в абсурдности бытия и в абсурдности - на этот раз его собственной - смерти.
ЛИТЕРАТУРА
1. Библия. М.: Российское Библейское Общество, 1995
2. Дидье Жюлиа. Философский словарь. - М.: Международ. отношения, 2000
3. Зотов А. Ф., Мельвиль Ю. К. Западная философия XX века. Т.1. - М.: - Интерпракс, 1994
4. Камю А. Сочинения. В 5 т. Т. 1. - Харьков: Фолио, 1998
5. Камю А. Сочинения. В 5 т. Т. 2. - Харьков: Фолио, 1997
6. Камю А. Сочинения. В 5 т. Т. 3. - Харьков: Фолио, 1998
7. Коплстон Ф. История философии. XX век. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2002
8. Новый энциклопедический словарь. - М.: Большая Российская энциклопедия, 2000
9. Спиркин А. Г. Философия: учебник. - М.: - Гардарики, 2002
10.Философия: Справочник студента / Г. Г. Кириленко, Е. В. Шевцов. - М.: ООО «Издательство АСТ»; Филологическое общество «СЛОВО», 2000
Философские этические теории имеют богатую историю, которая уходит корнями к философской максиме Сократа : “Познай самого себя”. Все религиозные учения являются, прежде всего, этическими учениями, так как решают вопрос о смысле человеческого бытия. Этот вопрос в той или иной форме ставится и в работах западноевропейских философов-экзистенциалистов. Анализируя философские этические теории, мы познаем народ, который является их носителем.
Целью настоящего доклада является попытка анализа философской системы Альбера Камю
, представленной в его работе: философском эссе “Миф о Сизифе”, с позиций теории этногенеза Льва Николаевича Гумилева.
Эта работа выбрана не случайно, ибо является первой философской работой знаменитого французского писателя и мыслителя. Она была написана совсем еще молодым человеком, недостигшим тридцатилетнего возраста. Поэтому на нее еще не наложил отпечаток последующий богатый социально-политический опыт автора. В ней в наиболее рафинированном виде представлены мироощущенческие истоки западноевропейского экзистенциализма, чему в немалой степени способствовал писательский талант Альбера Камю.
1.
Ощущение абсурда — исток философских изысканий А.Камю
Знаменательна фраза, которой открывается “Миф о Сизифе”: “ На нижеследующих страницах речь пойдет о чувстве абсурда, обнаруживаемом в наш век повсюду, — о чувстве, а не о философии абсурда, собственно говоря, нашему времени неизвестной”.
Действительно, это произведение порождено чувством, владеющим в наше время многими представителями европейской интеллигенции, чувством разлада между окружающим миром и человеческим разумом, “разлада между человеком и его жизнью”. Но Камю явно скромничает, говоря о том, что его эссе не посвящено философии, проистекающей из этого чувства. Легкая и вместе с тем емкая форма философского эссе позволяет передать не только оттенки чувств и настроений, но и изложить логически связную систему взглядов, хотя, быть может, и не до конца выдержанную в строгих канонах философских категорий. Но таковы особенности жанра эссе.
Глубина чувства абсурда заставляет Камю с первых страниц поставить вопрос о смысле человеческого существования в самой категорической форме: “Есть одна лишь по-настоящему серьезная проблема – проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Все остальное – имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями – второстепенно”. В этой постановке Камю понимает самоубийство не как социальный феномен, не как результат болезненной рефлексии, а как выход из философского осознания ничтожности человеческого существования. Таким образом, речь идет не о психофизиологической или социальной патологии, а о радикальном разрешении философской проблемы смысла человеческого существования на индивидуальном уровне.
Из чего складывается ощущение абсурдности существования у благополучного нормального человека, современника Камю? С мастерством, присущим талантливому художнику, Камю описывает истоки этого чувства: “Родословная абсурдного мира восходит к нищенскому рождению. Ответ “ни о чем” на вопрос, о чем мы думаем, в некоторых ситуациях есть притворство…. Но если ответ искренен, если он передает то состояние души, когда пустота становится красноречивой, когда рвется цепь каждодневных действий и сердце впустую ищет утерянное звено, то здесь как будто проступает первый знак абсурдности. Бывает, что привычные декорации рушатся. Подъем, трамвай четыре часа в конторе или на заводе, обед, трамвай, четыре часа работы, ужин, сон; понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, все в том же ритме – вот путь, по которому легко пройти день за днем. Но однажды встает вопрос “зачем?”. Все начинается с окрашенной недоумением скуки. “ Начинается” – вот что важно. Скука является результатом машинальной жизни, но она приводит в движение сознание. Скука пробуждает его и провоцирует дальнейшее, либо бессознательное возвращение в привычную колею, либо окончательное пробуждение. А за пробуждением рано или поздно идут следствия: либо самоубийство, либо восстановление хода жизни”.
“Элементарность и определенность происходящего составляют, — по мнению Камю, — содержание абсурдного чувства”. Это чувство усиливается перед лицом смерти: ”Изо дня в день нас несет время безотрадной жизни, но наступает момент, когда приходится взваливать ее груз на собственные плечи. Мы живем будущим: “завтра”, “позже”, “когда у тебя будет положение”, “с возрастом ты поймешь”. Восхитительна эта последовательность – ведь, в конце концов, наступает смерть…. В мертвенном свете рока становится очевидной бесполезность всех наших усилий”.
Чувство абсурда становится в философии Камю истоком абсурда, как исходного онтологического понятия в его философской системе, хотя об онтологии абсурда автор нигде не говорит прямо. Проследим, как приходит Камю к понятию абсурда.
2. От ощущения абсурдности к абсурду
Обращаясь к вопросу познания окружающего мира, Камю со страстной горечью констатирует его непознаваемость. Но его вывод – это не классический агностицизм идеализма. Его вывод, преломленный через призму эмоционального желания живущего с чувством абсурда индивида понять “самого себя”, носит очень “очеловеченный” характер. Камю сразу отмечает два “порочных круга”, в которые попадает человеческий разум в попытке познать себя. Первый круг порождается противоречиями рефлектирующего мышления, известными со времен Аристотеля.
Эти противоречия возникают, когда система, пользуясь аппаратом двузначной классической логики, пытается определить саму себя. Простейшим примером такого противоречия является высказывание: ”Все мои утверждения ложны”, которое приводит к логической неопределенности или самопротиворечивости. Для рефлектирующего экзистенциального разума подобные логические противоречия становятся еще одним кошмаром, усугубляющим чувство абсурда. Камю пишет: ”Этот порочный круг является лишь первым в том ряду, который приводит погрузившийся сам в себя разум к головокружительному водовороту. Сама простота этих парадоксов делает их неизбежными”.
Камю очень категоричен в своих требованиях к познанию мира: “понять – значит, прежде всего, унифицировать”, и вместе с тем, по-человечески эгоистичен в них: “Чтобы понять мир, человек должен свести его к человеческому, наложить на него свою печать”. Это стремление к Абсолюту, хорошо понимаемому и воспринимаемому, отталкивает Камю и от рациональной метафизики Парменида: “Стоит нам перебраться через пропасть, отделяющую желание (желание Абсолюта) от цели (познание) и утверждать вместе с Парменидом реальность единого…, как мы впадаем в нелепые противоречия. Разум утверждает всеединство, но этим утверждением доказывает существование различия и многообразия, которые пытается преодолеть. Так возникает второй порочный круг. Его вполне достаточно, чтобы погасить наши надежды”.
В вопросах познания экзистенциальный разум исходит из человеческого “бессознательного чувства, желания ясности”, которое соединенное с таким же ностальгическим стремлением к Абсолюту, естественно приводит к заключению о непознаваемости мира, тем самым, усугубляя ощущение абсурда: “Ностальгия по Единому, стремление к Абсолюту выражают сущность человеческой драмы”.
Итак, все попытки рационального познания мира тщетны, так как противоречиво само человеческое мышление! И опять талантливое перо писателя дает блестящее по своей эмоциональной наполненности описание внутреннего состояния рефлектирующего индивида, попытавшегося воспарить над абсурдностью повседневного существования с его неизбежным страшным концом – смертью: “В безысходной противоречивости разума мы улавливаем раскол, отделяющий нас от собственных наших творений. Пока разум молчит, погрузившись в мир надежд, все отражается и упорядочивается в единстве его ностальгии. Но при первом же движении этот мир дает трещину и распадается: познание остается перед бесконечным множеством блестящих осколков. Можно прийти в отчаяние, пытаясь собрать их заново, восстанавливая первоначальное единство, приносившее покой нашим сердцам”.
Неутешительны также выводы автора о возможностях науки в ее объяснении окружающего мира: “Сколько веков исследований, сколько самоотречений мыслителей, а в итоге все наше познание оказывается тщетным. Кроме профессиональных рационалистов, все знают сегодня о том, что истинное познание безнадежно утрачено. Единственно осмысленной историей человеческого мышления является история следовавших друг за другом покаяний и признаний в собственном бессилии”.
Камю противопоставляет реальность существующего, ощущаемого мира неспособности науки объяснить и преподнести человеку мир целиком: “Запах травы и звезды, иные ночи и вечера, от которых замирает сердце, — могу ли я отрицать этот мир, всемогущество коего я постоянно ощущаю? Но всем земным наукам не убедить меня, что этот мир мой… с помощью науки можно улавливать и перечислять феномены, нисколько не приближаясь тем самым к пониманию мира… . В психологии, как и в логике, есть многочисленные истины, но нет Истины”.
Но если мышление противоречиво, а наука не может познать мир в целом, то следовало бы признать, что ущербно мышление человека. Но экзистенциальное сознание этого не признает, а делает головокружительный логический кульбит: “Сам по себе мир просто неразумен, и это все, что о нем можно сказать”! Таким образом, из непознаваемости мира вытекает его неразумность. Тем самым гносеологическое противоречие между сознанием и миром Камю переносит на онтологическую глубину. Психологически понятно, чем обусловлен такой шаг. В экзистенциальном подходе Камю первично человеческое “Я” с его чувствами, рефлексией, гордыней и непониманием окружающего мира. Он пишет: “Отчужденный от самого себя и от мира, вооруженный на любой случай мышлением, которое отрицает себя в самый миг собственного утверждения, — что же это за удел, если я могу примириться с ним, лишь отказавшись от знания и жизни, если мое желание наталкивается на непреодолимую стену?”
Теперь уже автору эссе нетрудно прийти к выводу, что желание ясности, стремление к Абсолюту и изначальная иррациональность мира – реально существующий абсурд: “Абсурдно столкновение между иррациональностью мира и исступленным желанием ясности, зов которого отдается в самых глубинах человеческой души. Абсурд равно зависит и от человека, и от мира. Пока он – единственная связь между ними. Абсурд скрепляет их так прочно, как умеет приковывать одно живое существо к другому только ненависть”. Отметим для последующего анализа эту эмоционально окрашенную метафору. Человека и мир скрепляет только ненависть!
Итак, исходные посылки определены, абсурд стал объективно существующим атрибутом жизни человека: “Иррациональность, человеческая ностальгия и порожденный их встречей абсурд – вот три персонажа драмы, которую необходимо проследить от начала и до конца со всей логикой, на которую способна экзистенция”.
3
. Бунт, свобода и страсть – следствия абсурда
Если мир неразумен, мышление противоречиво, то для требующего ясности индивида, пытающегося освободиться от ощущения бессмысленности своего существования, есть, казалось бы, один выход из этого кошмара: жизнеотрицание и самоубийство. Но Камю предлагает другой путь, внешне мужественный и честный: жить в условиях абсурда, без надежды, без будущего, но все-таки жить: “Осознавший абсурд человек отныне привязан к нему навсегда. Человек без надежды, осознав себя таковым, более не принадлежит будущему”. Но автор подчеркивает, что это не принятие абсурда – это бунт, это “противостояние и непрерывная борьба”. “Проводя до конца абсурдную логику, я должен признать, — пишет Камю, — что эта борьба предполагает полное отсутствие надежды (что не имеет ничего общего с отчаянием), неизменный отказ (его не нужно путать с отречением) и осознанную неудовлетворенность (которую не стоит уподоблять юношескому беспокойству). Все, что уничтожает, скрывает эти требования или идет вразрез с ними… разрушает и обесценивает предлагаемую установку сознания. Абсурд имеет смысл, когда с ним не соглашаются…. Отныне человек вступает в этот мир со своим бунтом, своей ясностью видения. Он разучился надеяться. Ад сделался его царством”. Невольно напрашивается ремарка. Как далеко это от понимания слова бунт русским человеком! Скорее это саботаж жизни, а не бунт.
Бунт у Камю является вызовом, который бросает человек абсурду, пафосом существования человека в абсурде: “Этот бунт придает жизни цену. Становясь равным по длительности всему существованию, бунт восстанавливает его величие. Для человека без шор нет зрелища прекраснее, чем борьба интеллекта с превосходящей его реальностью. Ни с чем несравнимо зрелище человеческой гордыни,тут ничего не могут поделать все самоуничижения”. Именно человеческая гордыня заставляет Камю изначально отвергать христианские установки, относя их к “униженному сознанию”, “обедняющему реальность”. “Абсурд – это грех без бога”,
– гордо провозглашает писатель.
В связи с абсурдностью человеческого существования в этико-онтологическом смысле Камю своеобразно решает и проблему свободы. Проблема “свободы вообще” для него не имеет смысла, “ибо она так или иначе связана с проблемой бога”, а “в присутствии бога это уже не столько проблема свободы, сколько проблема зла”. Писатель признается: “Меня не интересует, свободен ли человек вообще, я могу лишь ощутить свою собственную свободу,… по поводу свободы у меня нет иных понятий, кроме тех, которыми располагает узник или современный индивид в лоне государства. Единственно доступная моему познанию свобода есть свобода ума и действия. Так что если абсурд и уничтожает шансы на вечную свободу, то он предоставляет мне свободу действия, даже увеличивая ее”.
Абсурд избавляет человека, его осознавшего, от иллюзий завтрашнего дня, от расчетов на дальнейшее, от веры в будущее: “Абсурд развеял мои иллюзии: завтрашнего дня нет. И отныне это стало основанием моей свободы… Пробуждение сознания, бегство от сновидений повседневности – таковы первые ступени абсурдной свободы”. Это упоительное ощущение свободы в сегодняшнем дне для человека абсурда обостряется еще тем обстоятельством, что конечный, неотвратимый итог жизни – смерть. Она дает абсурдному человеку независимость, подобную “божественной отрешенности приговоренного к смерти”. Камю пишет: “Человек абсурда лицом к лицу со смертью чувствует себя освобожденным от всего, кроме того страстного внимания, которое кристаллизуется в нем. По отношению ко всем общим правилам он совершенно свободен”.
Кроме осознанного бунта и свободы третий вывод, который делает из абсурда автор – это страсть: “Итак, я вывожу из абсурда три следствия, каковыми являются мой бунт, моя свобода и моя страсть”. Третье следствие не столь очевидно и не столь обоснованно, как первые два, ибо страсть, понимаемую Камю как стремление “к максимальному количеству опыта” можно объяснить только необычайной напряженностью существования человека абсурда в его абсурдной вселенной. “Переживать свою жизнь, свой бунт и свою свободу как можно полнее, — пишет Камю, — значит жить, и в полную меру”.
4. Промежуточное резюме
Итак, резюмируем результаты нашего рассмотрения основных положений философии абсурда.
Ощущение абсурда связано с тем, что мир изначально абсурден. Поэтому тщетны попытки познать его и примирить с ним гордое человеческое “я”. Разлад между миром и человеком настолько значителен, что их связывает только ненависть. Как жить в этом аду? Камю не призывает уйти из этого мира или разрушить его. Он предлагает гордо и страстно жить в этом мире, оставаясь внутренне свободным от него. Поэтому мораль, этика, долг становятся сугубо субъективными, оторванными от реальности понятиями.
Содержание этических философских доктрин зачастую не связано с личными морально-нравственными установками их авторов. Философские этические учения во многом являются отражением мироощущений современников. Поэтому нелепо было бы обвинять великого писателя и гуманиста, участника французского движения сопротивления Альбера Камю в том, что его философия абсурда явилась для многих его современников этической теорией, обосновывающей вседозволенность. Устойчивый интерес к философии абсурда и не проходящая мода на “Абсурдизм” во Франции может характеризовать только состояние французского этноса.
5. Философия абсурда с позиций теории этногенеза
Как известно , одной из основных характеристик фаз этногенеза является императив поведения, то есть некоторый идеальный принцип поведения индивида в этническом коллективе, который диктует ему этот коллектив. Он порождается ощущениями большинства членов этноса, их отношением к окружающему миру, и поэтому, на наш взгляд, не может не влиять на философские доктрины, возникающие в этносе в соответствующий период. Императив поведения должен также определять и степень популярности той или иной системы философских воззрений.
Вопрос о возможной связи философских систем с возрастом и состоянием этноса является достаточно тонким. Принципиальная возможность решения этого вопроса нам видится в использовании теории этногенеза Л.Н.Гумилева.
Полный цикл этногенеза суперэтноса составляет 1200-1500 лет . Если время рождения западноевропейского суперэтноса (системы западноевропейских этносов) датировать серединой IX века , то следует признать, что в настоящий момент он находится в фазе обскурации. Незнакомому с теорией этногенеза читателю термин “обскурация”, относимый к этносам Западной Европы, возможно, режет слух. Этот термин отнюдь не умаляет культурных, экономических или технических достижений западноевропейской цивилизации, влияние которой на мировые социально-политические процессы бесспорно. В данном контексте он характеризует только возраст этноса, т. е. констатирует научный факт, открываемый нам теорией этногенеза Л.Н.Гумилева.
Обратим внимание на императив поведения фазы обскурации: “День, да мой”. Насколько хорошо это соответствует поведенческим установкам человека абсурда. Абсурдный человек живет в настоящем времени и утратил связь с будущим. Обратимся к психологически точным формулировкам Камю.
- “Настоящее – таков идеал абсурдного человека”.
- “Уверившись в конечности своей свободы, отсутствии будущности у его бунта и в бренности сознания, он готов продолжить свои деяния в том времени, которое отпущено ему жизнью”.
- “Он принадлежит времени и с ужасом осознает, что время его злейший враг. Он мечтал о завтрашнем дне, а теперь знает, что от него следовало бы отречься”.
Фаза обскурации характеризуется не только ощущением сиюминутности жизни, но и размыванием этнических ценностей этноса, ощущением бренности бытия и культом удовольствий. Все это прямо или косвенно находит свое отражение в философии абсурда. На этом можно было бы поставить точку в предварительном анализе философии абсурда, как отражении этнического мироощущения фазы обскурации. Но ряд положений философии абсурда остается за рамками проведенного анализа и побуждает нас к его продолжению.
6
. Химерное мироощущение – базис антисистемных
идеологий
В теории Л.Н.Гумилева при характеристике контакта этносов вводятся такие важные понятия, как химера и антисистема. Эти понятия важны для современной российской общественно-научной мысли, для правильного понимания процессов этногенеза, в том числе и ныне идущих. Обратимся к словарю понятий и терминов теории этногенеза .
“Химера – форма контакта несовместимых этносов разных суперэтнических систем, при которой исчезает их своеобразие. Выросшие в зоне контакта люди не принадлежат ни к одному из контактирующих суперэтносов, каждый из которых отличается оригинальными этническими традициями и ментальностью. В химере господствует бессистемное сочетание несовместимых между собой поведенческих черт, на место единой ментальности приходит полный хаос царящих в обществе вкусов, взглядов и представлений. В такой среде расцветают антисистемные идеологии…”
“Антисистема – системная целостность людей с негативным мироощущением, выработавшая общее для своих членов мировоззрение. Все антисистемные идеологии и учения объединяются одной центральной установкой: они отрицают реальный мир в его сложности и многообразии во имя тех или иных абстрактных целей. Вывод из этого двояк: либо подобные учения призывают в корне изменить мир, на деле разрушая его, либо требуют от человека вырваться из оков реальности, разрушая самого себя. И то, и другое в пределе дает один и тот же результат – небытие… Антисистемы складываются в зонах контакта несовместимых суперэтносов – химерах, в силу чего их идеологии противопоставляют себя любой этнической традиции. Распространяются антисистемы далеко за пределы тех контактных зон, где они появляются…”.
В монографиях, посвященных теории этногенеза, Лев Николаевич приводит много исторических примеров антисистемных идеологий и химер: учение исмаилитов в арабском халифате Xв., богумильство в Болгарском царстве, гностицизм, манихейство и т. д.
Мы оставим в стороне интересный вопрос об условиях возникновения антисистем в химерах и остановим наше внимание на мироощущении человека химеры. Чем оно характеризуется? Вне зависимости от того, сложилось ли мироощущение представителей химеры в систему мировоззрения или нет, ему присущи следующие черты:
- непонимание и болезненное неприятие окружающего мира;
- ощущение себя изгнанниками, как в окружающем мире, так и в отечестве;
- отсутствие шкалы этнических ценностей, так как подобная шкала всегда связана с этническими традициями.
Проанализируем с этих позиций мироощущение человека абсурда, обратившись опять к цитатам из “Мифа о Сизифе”, приводя для каждой из трех перечисленных черт соответствующие примеры.
1. — “Стоит опуститься на одну ступень ниже, и мы попадаем в чуждый нам мир. Мы замечаем его “плотность”, видим, насколько чуждым в своей независимости является для нас камень, с какой интенсивностью нас отрицает природа”.
— “Сквозь тысячелетия восходит к нам первобытная враждебность мира”.
2. – “…если вселенная внезапно лишается как иллюзий, так и познаний, человек становится в ней посторонним. Человек изгнан навек, ибо лишен памяти об утраченном отечестве и надежды на землю обетованную”.
3. — “Вера в смысл жизни всегда предполагает шкалу ценностей, выбор, предпочтение. Вера в абсурд учит нас прямо противоположному”.
— “Абсурд не есть дозволение каких угодно действий. “Все дозволено” не означает, что ничего не запрещено. Абсурд показывает лишь равноценность последствий всех действий. Он не рекомендует совершать преступлений, но выявляет бесполезность угрызений совести. Если все виды опыта равноценны, то опыт долга не более законен, чем любой другой”.
Нет нужды в дополнительных аргументах для напрашивающихся выводов. Подробный разбор эссе и последние приведенные цитаты вполне характеризуют философию абсурда А.Камю не только как доктрину, характерную для фазы обскурации, но и как систему взглядов, порожденную химерным мироощущением. Впрочем, то же самое можно сказать и о многих других европейских экзистенциальных теориях, имеющих отправной точкой “несчастное сознание”. Теперь поставим вопрос. Является ли философия абсурда антисисистемным учением? Скорее всего, нет. Дело в том, что на поздних стадиях этногенеза создание устойчивых антисистем затруднительно. Антисистема – это болезнь молодых этносов. Для создания устойчивой антисистемы в этносе необходима достаточно высокая пассионарность его членов, способных воспринять разрушающие этнос идейные установки как руководство к энергичным действиям. Возможно, поэтому Альбер Камю предлагает для человека абсурда “мягкий” выход: продолжить существование в абсурдном мире, а не разрушать его.
Для России, как более молодой суперэтнической целостности, испытывающей мощное влияние соседних суперэтносов и обладающей всеми признаками химерности, анализ философских и идеологических доктрин с позиций теории этногенеза является актуальным. Тем более что еще одного “разрушения до основания всего мира насилия” как вначале прошлого века, во имя абстрактных “общечеловеческих ценностей” Россия может не перенести.
Литература
- А.Камю. Миф о Сизифе\\ Бунтующий человек. М., Изд-во политической литературы, 1990.
- Л.Н.Гумилев. Этногенез и биосфера земли. Л. Гидрометеоиздат, 1990.
- Л.Н.Гумилев. Этносфера: история людей и история природы. М., Экопрос, 1993.
А. В. Норин
Материалы международной конференции, посвященной 90-летию Л.Н.Гумилева “Учение Л.Н.Гумилева и современность”, т.2., СПб.
Понятия и проблемы абсурда и бунта в творчестве Альбера Камю
Введение
Альбер Камю – один из крупнейших представителей западной философии ХХ века. Среди всего многообразия философских вопросов, затронутых в творчестве А.Камю, для данного реферата были выбраны проблемы абсурда и бунта.
Противоречивость мира и бытия, смысл жизни, отношение к свободе, неоднозначная оценка места и роли человека в мире и в обществе, - эти вопросы всегда были открытыми и привлекали мыслителей во все времена. Но особенно актуальными они стали именно в ХХ веке, который войдет в историю как эпоха бурного развития техники и появления техногенной среды обитания, эпоха драматичных политических преобразований и глобальных войн, эпоха становления и краха невиданных до этого тоталитарных режимов.
Рассматривая понятия абсурда и бунта, Камю анализировал идеи современных ему философских школ, и некоторыми своими мыслями и выводами полемизировал с ними. Камю выдвинул собственную точку зрения на эти проблемы, и тем интереснее для современного читателя его творчество.
Часть 1. Понятие абсурда, его философское осмысление
В самом начале своего эссе об абсурде А.Камю подчеркивает, что, пожалуй, основным философским вопросом является вопрос о смысле жизни. Это, в общем-то, и определяет основные проблемы, рассмотренные автором в его работе: абсурдность бытия, чувство абсурда и его влияние на отношение к жизни и вопрос самоубийства, надежда и свобода.
Проблемы смысла бытия, ценности жизни и свободы
Начиная эссе с попытки понять причины, способные заставить человека добровольно уйти из жизни, Камю подходит к понятию чувства абсурда. Это чувство, по мнению автора, возникает прежде всего на основе противоречия между человеком и окружающим его миром, или, словами Камю, “между актером и декорациями”.
Если мир поддается объяснению, даже и не слишком убедительному, он понятен и приемлем для человека. Но как только человек осознает всю иллюзорность этого объяснения, он начинает ощущать себя чужим во вселенной. Перед человеком встает вопрос: стоит ли жизнь того, чтобы быть прожитой?
Из этого противоречия и возникает чувство абсурда. Камю кратко описывает факторы, присущие этому чувству.
Абсурд проникает в сознание человека неожиданно, когда он в какой-то момент вдруг чувствует опустошенность, усталость от повседневного бытия. Вдруг он перестает понимать смысл и цель этой повседневности. Цепочка привычных поступков разрывается, и именно в этот момент, по мнению автора, сознание человека, застывшее до этого в машинальной жизни, начинает приходить в движение.
Еще один фактор абсурда – время. Человек, живущий будущим, вдруг осознает, что как раз время – его враг. Как говорит Камю, возникает своего рода бунт плоти, направленный против воздействия времени.
Следующей ступенью является ощущение человеком своей чужеродности в окружающем мире. Мир, по всей сути, имеет бесчеловечное начало. Плотность и чуждость мира выражают абсурдность бытия.
Кроме того, и в самом человеке скрыто нечто бесчеловечное – поведение, жесты, действия других людей вызывают растерянность, показывая чем человек как физическое существо является на самом деле. В этом тоже проявляется абсурд.
Смертность человека и неизбежность смерти придают чувству абсурда дополнительное содержание.
Камю особо останавливается на проблеме интеллекта, разума и познания мира. Познаваемость мира для человека заключается в сведении его к человеческим понятиям. Однако существует неизменное противоречие между тем, что человек, как ему кажется, знает и тем, что он знает на самом деле.
Познание мира с помощью образов (литература, живопись и т.п.) предполагает отсутствие точного знания. В то же время освоение мира и с помощью науки невозможно, поскольку она способна лишь опознать и перечислить отдельные явления. При этом Камю отмечает, что мир как таковой не абсурден, он неразумен. Абсурдность же заключается в столкновении этой неопознанности мира с отчаянной жаждой ясности, зов которой раздается в душе человека. Абсурд рождается из столкновения человеческого запроса быть счастливым и постигнуть разумность мира, с одной стороны, и безмолвного неразумия мира, с другой.
Этим выводом Камю противопоставляет себя многим современным ему философским школам, утверждавшим, что все сущее разумно, и все познаваемо с помощью разума.
Углубляясь в анализ понятия абсурда, Камю отмечает, что чувство абсурда возникает при рассмотрении не единичных фактов и впечатлений, а при сравнении наличного положения вещей с определенного рода действительностью, действия – с превосходящим его миром. Камю говорит, что абсурд не коренится ни в человеке, ни в мире, а в их совместном присутствии. Абсурд – единственная связующая нить между ними. Развивая свою мысль, автор определяет своего рода триединство: абсурд, человеческое сознание и мир. Исключение одного из этих слагаемых приведет к разрушению всей общности.
Столкновение и борьба этих составляющих предполагает отсутствие надежды (но, как подчеркивает Камю, это не отчаяние), постоянное отрицание (но не отречение) и осознанную неудовлетворенность. Нарушение этих условий устраняет абсурд, поскольку разлад уничтожается согласием. Абсурд, по мнению Камю, имеет смысл только в той мере, в какой с ним не соглашаются. Он добавляет также, что человек, осознавший абсурд, навсегда к нему привязан.
Возвращаясь к проблеме смысла бытия, Камю отмечает, что пережить и испытать все, что положено судьбой, значит всецело ее принять. Однако, если человек осознал, что судьба абсурдна, он не сможет пережить ее испытаний, если не сделает все возможное для поддержания этого выявленного сознанием абсурда. “Жить означает поддерживать жизнь абсурда”, - говорит Камю.
Поэтому автор и делает очень важный вывод о том, что опыт абсурда и самоубийство – категории несовместимые. Человек осознавший абсурдность бытия, находит смысл жизни как раз в постоянной схватке разума с превосходящей его действительностью.
Соответственно, и обеднение, облегчение действительности, которая своим бесчеловечием питает величие человека, - означает обеднение самого человека. Поэтому основным следствием абсурда Камю считает то, что человек своим сознанием изо дня в день свидетельствует об истине, которой является вызов превосходящему миру.
Переходя к понятию свободы, Камю отмечает, что абсурд сводит к нулю все шансы человека на призрачную вечную свободу, исповедуемую в религии, но возвращает свободу поступков и воодушевляет на нее. После осознания абсурда человек понимает: нет более высшей свободы, чем свобода быть, единственной свободы, которая служит основанием для истины.
Причина внутренней свободы человека абсурда заключается в том, что он осознает, что завтрашнего дня в его прежнем понимании ожидания чего-либо от будущего, нет. Возврат к отчетливому сознанию, бегство от повседневного сна являются первоначальными посылками абсурдной свободы.
По мнению автора, осознание абсурда предполагает замену качества опыта бытия его количеством. Иными словами, важно не прожить как можно лучше, а пережить как можно больше. А это, в свою очередь, заключается в том, чтобы прочувствовать свою жизнь, свой бунт, свою свободу как можно сильнее.
Влияние “абсурда” на человеческое бытие
Как отмечалось выше, абсурд проявляет себя в человеческом бытии тем, что вызывает к действию сознание и разум и предоставляет человеку внутреннюю свободу.
Кроме того, Камю задается вопросом: какое влияние оказывает абсурд на нравственные аспекты поведения человека, как соотносятся абсурд и мораль. По мнению Камю, человек абсурда мог бы принять только одну мораль – ту, что неотделима от Бога, ту, что продиктована свыше. Но человек абсурда живет без Бога. Все остальные виды морали представляют собой для человека абсурда лишь способы самооправдания, а ему не в чем оправдываться.
Однако было бы ошибочно полагать, что абсурд позволяет совершать любые поступки. Как говорит Камю, абсурд только делает равнозначными последствия поступков.
Мораль основывается на положении, что поступок имеет свои последствия, которые его либо оправдывают, либо перечеркивают. Напротив, абсурд ограничивается мнением, что об этих последствиях следует судить спокойно. По словам автора, абсурд не выделяет виновных, для него существуют лишь несущие ответственность. Все виды опыта бытия равнозначны, считает Камю. Поэтому если человек обладает ясным сознанием, то его поступки служат ему. В ином случае они причиняют ему ущерб, и ответственность за это несет сам человек, но никак не обстоятельства.
Сознание и отсутствие надежды – вот черты, которыми Камю наделяет человека абсурда. Чувство печали, возникающее либо из неведения, либо из-за несбывшихся надежд, ему не знакомо. Таков, например, Дон Жуан, герой-любовник, приводимый автором в качестве иллюстрации к своим рассуждениям. Дон Жуан ясно сознает, что он всего лишь обыкновенный соблазнитель, и не надеется найти идеал совершенной любви. Камю определяет его жизненный принцип: неважно, что будет после смерти, зато какая длинная вереница дней впереди у того, кто умеет быть в живых.
Другое явление, где, по мнению автора, ярко представлен абсурд, - это театр. Спектакль, разыгрываемый на сцене, - не что иное, как иллюстрация абсурдности бытия: за несколько часов в замкнутом пространстве актеры воплощают неповторимые и целые судьбы. Аналогия, подразумеваемая автором, очевидна: точно так же и жизнь человека ограничена своим сроком и проходит в рамках превосходящего мира.
Еще один пример, приводимый автором, это герой-завоеватель, или авантюрист. Подобный человек и есть главная самоцель для самого себя. Только он хозяин своей судьбы; все, чего он хочет добиться, он стремится достичь в свой жизненный срок, не возлагая надежд на “память в сердцах потомков”. Всем видам славы он предпочитает славу среди современников. Завоеватель полностью сознает свое величие и способность именно в настоящем добиваться большего, чем окружающие его.
Исследуя проявления абсурда в творчестве, Камю замечает, что творческое произведение, будь то картина, музыкальное сочинение, роман, скульптура, всегда предполагает, что в нем высказывается меньше, чем предполагается. Поскольку, как отмечал ранее Камю, мир неразумен и непознаваем разумом, то абсурдное произведение свидетельствует об отказе мысли от ее преимуществ и согласие быть лишь интеллектуальной силой, которая приводит в действие внешний вид вещей и претворяет в образы то, в чем нет смысла.
Абсурдный творец преследует сразу две цели: с одной стороны, он отвергает, а с другой, прославляет. Как говорит Камю, творец “должен придать окраску пустоте”. При этом умение жить не менее важно для творца, чем умение творить. Если окончательный смысл всем произведениям творца придает его смерть, то самый яркий свет проливает на них его жизнь. Творить – значит придавать форму своей судьбе.
Подводя итог рассуждению об абсурде, Камю приводит миф о Сизифе. На примере этого образа Камю ярко раскрывает влияние абсурда на бытие человека. С одной стороны муки, испытываемые Сизифом под тяжестью обломка скалы, - это тот самый превосходящий мир, о котором Камю говорил ранее. С другой, ясность ума позволяет Сизифу противостоять этому миру: он возвышается над судьбой, осознавая, что это его собственный путь, и только он его хозяин. Камю представляет себе Сизифа счастливым, потому что все гнетущие его обстоятельства он признает и осознает, и таким образом становится выше их.
Итак, рассмотрев и проанализировав понятие абсурда, Камю определяет три основных следствия из абсурда: четкое сознание, с помощью которого человек противостоит миру, внутренняя свобода и многообразие опыта бытия. С помощью работы ума и сознания человек абсурда обращает в правило жизни то, что было приглашением к смерти, обретая тем самым смысл бытия и отвергая самоубийство.
Чувство абсурда, возникающее в результате работы сознания, позволяет человеку переоценить свою судьбу. Это можно считать одной из предпосылок другому понятию, рассмотренному Камю в своем творчестве, - понятию бунта.
Часть 2. Бунт и образ бунтующего человека
Пробужденное сознание показывает человеку абсурдность бытия, непонятность и несправедливость человеческого удела. Это порождает бунт, цель которого – преображение. Основной мотив бунта, словами Камю, “Человек – единственное существо, которое отказывается быть тем, что оно есть”.
Эти идеи являются ключевыми в творчестве писателя. А объединив их в одну, можно определить и центральную тему философии Камю – вопрос о смысле человеческого существования, вопрос о том, "стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить". Рассмотрим теперь понятия бунта и абсурда поподробней. 3. Об абсурдности существования Первой работой, в которой Альбер Камю серьезно размышляет над темой...
Питання про виходи з цього “метафізичного стану”. Абсурд за Камю - це розлад. Сам по собі світ не є абсурдним, і людина ______________________________________________________________________________________ 8.Див.: Москвина Р.Р. “Метод абсурда” А. Камю как феномен неклассического философствования / Вопросы философии. - 1974. - N10 .-С.137. також. “Абсурд народжується, - стверджує Камю, - з ї ...
Уральский государственный горный университет
Реферат на тему:
«Философия абсурда А. Камю»
Исполнитель:
студентка гр. ЦАСТ-05,
Сёмкина Е.А
Руководитель:
Екатеринбург
Введение 4
1. "Миф о Сизифе. Эссе об Абсурде" 5
1.1 Абсурд и Самоубийство 5
1.2 Абсурдные стены 6
1.3 "Остановка в пустыне" 7
1.4 Философское самоубийство 8
1.5 Абсурдная свобода 9
1.6 Абсурдное творчество 10
2. Влияние “абсурда” на человеческое бытие 13
Заключение 15
Список использованной литературы 16
Введение
Альберт Камю – один из крупнейших представителей западной философии ХХ века. Среди всего многообразия философских вопросов, затронутых в творчестве А.Камю, для данного реферата была выбрана проблемы абсурда.
Противоречивость мира и бытия, смысл жизни, отношение к свободе, неоднозначная оценка места и роли человека в мире и в обществе, - эти вопросы всегда были открытыми и привлекали мыслителей во все времена. Но особенно актуальными они стали именно в ХХ веке, который войдет в историю как эпоха бурного развития техники и появления техногенной среды обитания, эпоха драматичных политических преобразований и глобальных войн, эпоха становления и краха невиданных до этого тоталитарных режимов.
Рассматривая понятия абсурда, Камю анализировал идеи современных ему философских школ, и некоторыми своими мыслями и выводами полемизировал с ними. Камю выдвинул собственную точку зрения на эти проблемы, и тем интереснее для современного читателя его творчество.
Философские взгляды А. Камю противоречивы и претерпели серьезную эволюцию. Они излагаются как в форме философских трактатов, так и в форме художественных произведений: повестей, романов, пьес. Камю всегда выбирал именно тот стиль и именно ту философскую и эстетическую систему, которая наиболее точно соответствовала цели его произведения. В 1950 году в своих,Записных книжках” он набрасывает краткий план всего своего литературного пути: , I.Миф о Сизифе (абсурд). – II.Миф о Прометее (бунт). – III.Миф о Немезиде ”. Таким образом, Камю нельзя зачислить ни в «певцы абсурда», ни в бунтари, ни в моралисты. В основе произведений Камю лежит ощущение трагичности жизни. Трагическая искра проскакивает между ощущением абсурдности и несправедливости жизни и необходимостью жить. В своих произведениях Камю ищет выход из этой коллизии. Несоответствия или противоречия в его работах - это поиск наиболее адекватного художественного воплощения мира, в котором для автора нет мелочей.
1. "Миф о Сизифе. Эссе об Абсурде"
В самом начале своего эссе об абсурде А.Камю подчеркивает, что, пожалуй, основным философским вопросом является вопрос о смысле жизни. Это, в общем-то, и определяет основные проблемы, рассмотренные автором в его работе: абсурдность бытия, чувство абсурда и его влияние на отношение к жизни и вопрос самоубийства, надежда и свобода.
Начиная эссе с попытки понять причины, способные заставить человека добровольно уйти из жизни, Камю подходит к понятию чувства абсурда. Это чувство, по мнению автора, возникает прежде всего на основе противоречия между человеком и окружающим его миром, или, словами Камю, “между актером и декорациями”.
1.1 Абсурд и Самоубийство
" Боги приговорили Сизифа поднимать огромный камень на вершину горы, откуда эта глыба неизменно скатывалась вниз. У них были основания полагать, что нет кары ужасней, чем бесполезный и безнадежный труд."А.Камю "Миф о Сизифе."
На первый взгляд - мораль сей басни, - тщетность бытия. Но основная проблема экзистенциализма формулируется (в частности и Камю) иначе - это проблема самоубийства, решение которой дает ответы на самые загадочные стороны бытия. Вопрос, что есть самоубийство, обращен непосредственно к бытию и может считаться одним из основных вопросов любой философии в той мере , в какой она стремится к диалогу с истиной и оправданию своей почетной обязанности, - представлять Человека в этом, если хотите, споре.
Во-первых, Камю рассматривал самоубийство как индивидуальный акт: "самоубийство подготавливается в безмолвии сердца" 1 . Во вторых, то, что называется причинами - обычно всего лишь повод. Таким образом, Камю медленно переходит к основной теме своей работы - теме абсурда в жизни.
Не будем забывать, что здесь перед нами более Камю-психолог, чем философ, и обратимся к чувствам. Ведет ли абсурд к смерти? Мы можем, например, вычитать, что чувство абсурдности - это разлад между человеком и жизнью: "когда очевидность и восторг уравновешивают друг друга, мы получаем доступ и к эмоциям и к ясности". За этим следует философский вопрос в лучших традициях герменевтики: "не следует ли за заключением абсурдности быстрейший выход из этого состояния?" Многие отвечающие "нет" действуют так, как если бы сказали "да"; и наоборот, самоубийцы часто уверены, что жизнь имеет смысл. И взгляд на жизнь как на бессмыслицу совсем не равен утверждению, что она не стоит того, чтобы ее прожить. " Нюансы, противоречия, всеобъясняющая психология, умело привнесенная "духом объективности", - все это не имеет ничего общего с этим страстным исканием (имеются виду искания - "куда же ведет абсурд?"), ему потребно неправильное, то есть логическое мышление".
1.2 Абсурдные стены
" Чувство абсурдности неуловимо в тусклом свете своей атмосферы". Можем найти, что такое атмосфера чувства по Камю: "большие чувства, - целая вселенная.Наделенная собственной аффективной атмосферой, эта вселенная предполагает наличие определенной метафизической системы или установки сознания". Хотелось бы подчеркнуть здесь слово "собственной", поскольку "определенность" вводится по законам самой этой "вселенной".
Неуловимость же заслуживает отдельного внимания. Уловимость - практическая оценка. Чувства же, которые недоступны нам во всей своей глубине, частично отражаются в поступках, в установке сознания, необходимых для того или иного чувства. Тем самым задается метод, но это метод анализа, а не познания в том смысле, в котором последнее трактовалось выше. Метод познания предполагает метафизическую доктрину, которая заранее определяет выводы, вопреки всем заверениям в безпредпосылочности метода, что, собственно не так страшно, но только не в нашем случае.
Может все-таки удастся раскрыть неуловимое чувство абсурдности в родственных мирах умопостижения искусства жизни? Начнем с атмосферы абсурда. Конечная цель - постижение вселенной абсурда.
" Начало всех великих мыслей - ничтожно. В этом - парадокс скуки." Далее Камю замечает, что ощущение абсурда рождается с ощущением возраста, поскольку элементарность и определенность происходящего - содержание абсурдного чувства. Пока разум молчит, погрузившись в недвижный мир надежд, все упорядочивается и отражается в единстве его ностальгий. При первом же движении этот мир дает трещину.
Какой же вывод из этих рассуждений об ограниченности разума? Отчуждаемый от самого себя и от мира, вооруженный на любой случай мышлением, которое само себя отрицает в самый миг собственного утверждения (в круге первом - в подходе к истинности и ложности , во втором - в преодолении всеединства; чистый разум "испорчен" желанием ясности в том, где проявление абсурда - в незаполняемости рва между собственным существованием и содержанием, вкладываемым в него, действительно, как может быть смертным мыслящее существо), - что это за удел, если я могу примириться с ним лишь отказавшись от знания и жизни, если мое желание всегда наталкивается на непреодолимую стену? Значит желать - вызывать к жизни парадоксы. Все устроено так, чтобы родилось это отравленное умиротворение, дающее нам беспечность, сон сердца и отречение смерти.
Абсурдно столкновение между иррациональностью и исступленным желанием ясности. Абсурд здесь равно зависит и от человека и от мира, и пока что - он единственная связь между ними. Последнее утверждение можно рассматривать как кредо французского экзистенциализма, когда подобный постулат о месте человека в мире приводит к идее абсурда, как особой "душе" мира, самодвижимой подобно душе человека. Так от парадоксальной природы желаний автор переходит к главному вопросу: "почему сердце не сгорает в миг появления чувства абсурда?"
1.3 "Остановка в пустыне"
Хайдеггер говорил: " забота - краткий миг страха". Обращение к смерти - это краткий миг заботы, голос тревоги, заклинающий экзистенцию вернуться к самой себе. И это путь экзистенциализма: Ясперс искал нить Ариадны, Кьеркегор не только искал абсурда, но и жил им.
Мыслить - значит научиться заново видеть, стать внимательным; это значит управлять собственным сознанием, учась у Пруста, придавать привилегированное положение каждой идее, каждому образу. С самого начала этот метод кладет конец несбыточным надеждам и околонаучным знаниям. Все мыслители согласны в одном: человек способен видеть и познавать только собственные стены.
1.4 Философское самоубийство
Как мы уже говорили, чувство абсурда не равно понятию абсурда. После вынесения приговора вселенной чувство может умереть. Необходимо понять, почему люди добровольно уходят из этой вселенной и почему остаются. Остаться - значит вести непрерывную борьбу. Борьба эта предполагает полное отсутствие надежды, но не отчаяние, неизменный отказ, но не отречение и осознанную неудовлетворенность. Все, что уничтожает, скрывает эти требования или идет вразрез с ними или идет на абсурд и обесценивает предполагаемую установку сознания. Абсурд имеет смысл и силу, которую трудно переоценить в нашей жизни, когда с ним не соглашаются.
Откуда это следует? Во-первых, абсурдность порождается сравнением или противопоставлением. Абсурд - это раскол, ибо его нет ни в одном из сравниваемых элементов, он рождается в их столкновении. И этот раскол - существенная связь между человеком и миром.
Человек знает: во-первых, что он хочет, во-вторых, что ему предлагает мир, и что его объединяет с миром. Уничтожить один из вопросов триады означает уничтожить ее всю. Последнее - единственная достоверность. Задача человека - вывести из нее все следствия, которые в дальнейшем будут определять суть метода. Поэтому первое правило метода , - если считаю что-то истинным, - должен это сохранить. Вот как это формулируется Камю: " Первым, и по сути дела, единственным условием моего исследования является сохранение того, что меня уничтожает, последовательное соблюдение того, что я считаю сущностью абсурда". Осознавший абсурд человек привязан к нему навсегда.
Таким образом, экзистенциализм, обожествляя то, что сокрушает человека, предлагает ему вечное бегство от самого себя. Так Ясперс, говоря, что все имеет объяснение в бытии, в "непостижимом единении частного и общего" находит в этом средство для возрождения всей полноты бытия - крайнее самоуничтожение, отсюда делая вывод, что величие бога - в его непоследовательности. Шестов говорил: " Единственный выход там, где для человеческого ума нет выхода. Иначе к чему нам Бог?" Необходимо броситься в Бога и этим скачком избавиться от иллюзий. Когда абсурд интегрирован человеком, в этой интеграции теряется его сущность - раскол.
Так мы приходим к идее, что абсурд предполагает равновесие. Если же экзистенциализм пытается перенести акцент на один из компонентов триады, тем самым нарушается равновесие. Рассматривание с такой искаженной позиции остальных компонент приводит к выводу о немощи разума. Абсурд - это ясный разум, осознающий свои пределы.
1.5 Абсурдная свобода
Человек бунтующий видит свои пределы, но закрывая глаза на природу абсурда, ищет наилегчайший путь - борясь с собственными стенами, создает все новые стены вокруг себя. Не ставя своей жизни никаких вопросов, всегда принимает повод за причину происходящего, не делая попыток видеть дальше своих стен.
Здесь Камю говорит о скачке. В разных видах эту идею можно найти и у Р.Баха, у Бердяева или Кьеркегора. Стоит на этом остановиться. " От абсурдного человека требуют совершить нечто совсем иное - скачок. В ответ он может только сказать, что не слишком хорошо понимает требование, что оно неочевидно. Он желает делать лишь то, что хорошо понимает. Его уверяют, что это грех гордыни, а ему неясно само понятие "греха". Он чувствует себя неисправимо невинным..." Камю упрощает скачок до термина, означающего любой уход от проблемы, уход от конфликта. Вопрос о том, что человек не в силах отбросить даже во время скачка, когда решает обойтись без скачка, но в состоянии "полной невинности", остается открытым.
И опять Камю возвращается к проблеме самоубийства, говоря о том, что главное - это удержаться на гребне волны , между осознанием абсурда и скачком. Самоубийство - полная противоположность бунту, так как предполагает согласие. И, в то же время, подобно скачку, самоубийство - согласие с собственными пределами, но это два взаимоисключающих выхода. С точки зрения художника, цену жизни придает именно бунт. " Бунт постоянная данность человека самому себе". Так Камю переносит в повседневный опыт тему перманентной революции.
Проблема бунта приводит нас к мысли об отсутствии "свободы вообще". Абсурд же нам предлагает следующую альтернативу: либо мы не свободны, либо полностью свободны. " Единственная доступная моему уму и сердцу свобода есть свобода ума и действия. А смерть - единственная реальность".
" Завтрашнего дня нет - отныне стало основанием моей свободы" - кстати, похоже на женскую логику. Абсурд учит - главное не качество, а количество опыта. Это приводит к отсутствию иерархии опыта и к отсутствию системы ценностей. " Побивать все рекорды - как можно чаще сталкиваться с миром." Вселенная абсурдного человека - вселенная льда и пламени.
1.6 Абсурдное творчество
" В разреженном воздухе абсурда жизни таких героев могут длиться лишь благодаря нескольким глубоким мыслям, сила которых позволяет им дышать. В данном случае речь пойдет об особом чувстве верности." Можно добавить: и о чувстве верности автора своим героям, "верности правилам сражений". Детские поиски забвения и удовольствия отныне оставлены. Творчество, в том смысле, в каком оно способно их заменить, есть "по преимуществу абсурдная радость".
Искусство является знаком смерти и в то же время приумножением опыта. Творить - значит жить вдвойне. Поэтому мы и завершаем разбор тем данного эссе обратившись к исполненной великолепия и в то же время ребячества вселенной творца. Ошибочно считать ее символической, полагать, будто произведение искусства может рассматриваться как убежище от абсурда. Произведение искусства впервые выводит наш ум за его пределы и ставит лицом к лицу с другим. Творчество отражает тот момент, когда рассуждение прекращается и на поверхность вырываются абсурдные страсти. В абсурдном рассуждении творчество следует за беспристрастностью и раскрывает ее.
Исследуя проявления абсурда в творчестве, Камю замечает, что творческое произведение , будь то картина, музыкальное сочинение, роман, скульптура, всегда предполагает, что в нем высказывается меньше, чем предполагается. Поскольку, как отмечал ранее Камю, мир неразумен и непознаваем разумом, то абсурдное произведение свидетельствует об отказе мысли от ее преимуществ и согласие быть лишь интеллектуальной силой, которая приводит в действие внешний вид вещей и претворяет в образы то, в чем нет смысла.
Абсурдный творец преследует сразу две цели: с одной стороны, он отвергает, а с другой, прославляет. Как говорит Камю, творец “должен придать окраску пустоте”. При этом умение жить не менее важно для творца , чем умение творить. Если окончательный смысл всем произведениям творца придает его смерть, то самый яркий свет проливает на них его жизнь. Творить – значит придавать форму своей судьбе.
Хотелось бы закончить еще одной цитатой из эссе: " Старое противопоставление искусства и философии достаточно произвольно. Если понимать его в узком смысле, то оно просто ложно. Единственно приемлемый аргумент сводится здесь к установлению противоречия между философом, заключенным в сердцевину своей системы и художником, стоящим перед своим произведением. Но, подобно мыслителю, художник вовлекается в свою работу и в ней становится самим собой. Это взаимовлияние творца и произведения образует важнейшую проблему эстетики. Между дисциплинами, которые создаются человеком для понимания и любви, нет границ".
2. Влияние “абсурда” на человеческое бытие
Как отмечалось выше, абсурд проявляет себя в человеческом бытии тем, что вызывает к действию сознание и разум и предоставляет человеку внутреннюю свободу.
Кроме того, Камю задается вопросом: какое влияние оказывает абсурд на нравственные аспекты поведения человека, как соотносятся абсурд и мораль. По мнению Камю, человек абсурда мог бы принять только одну мораль – ту, что неотделима от Бога, ту, что продиктована свыше. Но человек абсурда живет без Бога. Все остальные виды морали представляют собой для человека абсурда лишь способы самооправдания, а ему не в чем оправдываться.
Однако было бы ошибочно полагать, что абсурд позволяет совершать любые поступки. Как говорит Камю, абсурд только делает равнозначными последствия поступков.
Мораль основывается на положении, что поступок имеет свои последствия, которые его либо оправдывают, либо перечеркивают. Напротив, абсурд ограничивается мнением, что об этих последствиях следует судить спокойно. По словам автора, абсурд не выделяет виновных, для него существуют лишь несущие ответственность. Все виды опыта бытия равнозначны , считает Камю. Поэтому если человек обладает ясным сознанием, то его поступки служат ему. В ином случае они причиняют ему ущерб, и ответственность за это несет сам человек, но никак не обстоятельства.
Сознание и отсутствие надежды – вот черты, которыми Камю наделяет человека абсурда. Чувство печали, возникающее либо из неведения, либо из-за несбывшихся надежд, ему не знакомо. Таков, например, Дон Жуан, герой-любовник, приводимый автором в качестве иллюстрации к своим рассуждениям. Дон Жуан ясно сознает, что он всего лишь обыкновенный соблазнитель, и не надеется найти идеал совершенной любви. Камю определяет его жизненный принцип: неважно, что будет после смерти, зато какая длинная вереница дней впереди у того, кто умеет быть в живых.
Другое явление, где, по мнению автора, ярко представлен абсурд, - это театр. Спектакль, разыгрываемый на сцене, - не что иное, как иллюстрация абсурдности бытия: за несколько часов в замкнутом пространстве актеры воплощают неповторимые и целые судьбы. Аналогия, подразумеваемая автором, очевидна: точно так же и жизнь человека ограничена своим сроком и проходит в рамках превосходящего мира.
Еще один пример, приводимый автором, это герой-завоеватель, или авантюрист. Подобный человек и есть главная самоцель для самого себя. Только он хозяин своей судьбы; все, чего он хочет добиться, он стремится достичь в свой жизненный срок, не возлагая надежд на “память в сердцах потомков”. Всем видам славы он предпочитает славу среди современников. Завоеватель полностью сознает свое величие и способность именно в настоящем добиваться большего, чем окружающие его.
Исследуя проявления абсурда в творчестве, Камю замечает, что творческое произведение, будь то картина, музыкальное сочинение, роман, скульптура, всегда предполагает, что в нем высказывается меньше, чем предполагается. Поскольку, как отмечал ранее Камю, мир неразумен и непознаваем разумом, то абсурдное произведение свидетельствует об отказе мысли от ее преимуществ и согласие быть лишь интеллектуальной силой, которая приводит в действие внешний вид вещей и претворяет в образы то, в чем нет смысла.
Абсурдный творец преследует сразу две цели: с одной стороны, он отвергает, а с другой, прославляет. Как говорит Камю, творец “должен придать окраску пустоте”. При этом умение жить не менее важно для творца, чем умение творить. Если окончательный смысл всем произведениям творца придает его смерть, то самый яркий свет проливает на них его жизнь. Творить – значит придавать форму своей судьбе.
Заключение
Подводя итог рассуждению об абсурде, Камю приводит миф о Сизифе. На примере этого образа Камю ярко раскрывает влияние абсурда на бытие человека. С одной стороны муки, испытываемые Сизифом под тяжестью обломка скалы, - это тот самый превосходящий мир, о котором Камю говорил ранее. С другой, ясность ума позволяет Сизифу противостоять этому миру: он возвышается над судьбой, осознавая, что это его собственный путь, и только он его хозяин. Камю представляет себе Сизифа счастливым, потому что все гнетущие его обстоятельства он признает и осознает, и таким образом становится выше их.
Итак, рассмотрев и проанализировав понятие абсурда, можно определить три основных следствия из абсурда: четкое сознание, с помощью которого человек противостоит миру, внутренняя свобода и многообразие опыта бытия. С помощью работы ума и сознания человек абсурда обращает в правило жизни то, что было приглашением к смерти, обретая тем самым смысл бытия и отвергая самоубийство.
Чувство абсурда, возникающее в результате работы сознания, позволяет человеку переоценить свою судьбу.
Список использованной литературы
Камю "Миф о Сизифе. Эссе об Абсурде." пер. Руткевича в изд. "Сумерки богов", М. Политиздат, 1989.
А.Камю. “Избранное”. – М.:Правда, 1990.
Краткая философская энциклопедия. – М.:Прогресс, 1994.
Современная философия: словарь и хрестоматия. Под ред. Кохановского В.П. Ростов-на-Дону: “Феникс”, 1996.
