В русской литературе XIX века особое место принадлежит Федору Ивановичу Тютчеву, создавшему, по мнению И. С. Тургенева, «речи, которым не суждено умереть». Одна из центральных тем в его зрелой лирике — тема любви, особым драматизмом раскрывающаяся в стихах, посвященных Е. А. Двнисьевой. Состояние влюбленности для поэта столь же естественно, как и напряженные мысли о вечных вопросах бытия.

Читая стихотворение «Певучесть есть в морских волнах …», представляется человек, одиноко стоящий на берегу моря и размышляющий о жизни и смерти, любви и свободе, сиюминутном и вечном …

У Тютчева немного стихотворений с точными датами. В данном случае она известна — 11 мая 1865 года. Стихотворение писались прямо в коляске, во время поездки автора на острова в Петербурге на девятый день смерти его детей от Денисьевой.

«Певучесть есть в морских волнах,

Гармония в стихийных спорах,

И стройный мусикийский шорох

Струится в зыбких камышах».

В этих строках виден поэт особого философского склада — у него не только дар пейзажиста, но и своя философия природы. Его ум бьется над загадками мироздания, стараясь проникнуть в тайну противоречивого единства природы и человека.

«Невозмутимый строй во всем,

Созвучье полное в природе, _

Лишь в нашей призрачной свободе

Разлад мы с нею сознаем».

Тютчев говорит о разъединении человека с природой как о чем-то противоестественном, не соответствующем «невозмутимому строю» природного бытия. Душа, поющая не то, что море, противопоставляется «созвучью полному в природе».

Человек — это тростник, стоящий перед огромной вселенной-морем. Но это тростник «мыслящий», он ропщет в общем хоре, вместо того чтобы издавать стройный шорох в гармонии с бытием.

«Откуда, как разлад возник?

И от чего же в общем хоре

Душа не то поет, что море,

И ропщет мыслящий тростник?»

«Пытаясь понять его причину, автор предполагает, что разлад существует более в сознании человека, а не в действительности. Как говорится в 4-й, не публикуемой в последствии строфе, человеческой души отчаянный протест остается «гласом вопиющего в пустыне. Причина разлада с природой заключена в самом человеке. Не она отвергает его, а он сам, погруженный в злые страсти, не в силах принять в себя ее гармонический и благодатный мир. В то же время общий строй бытия природы таков, что живая индивидуальность выделена из него.

Тютчев считает, что этот разлад — временный протест, после чего происходит либо слияние с природой, либо гибель (не случайно поэт сравнивает человека с тростником, который растет не на суше, а в «прибрежных камышах» и погибает без воды).

Язык стихотворения поражает своей красочностью, живостью, трепетностью слов и оборотов. Поэт использует метафору «мыслящий тростник» — человек, эпитеты «стихийные споры», «зыбкие камыши», «призрачная свобода». И что интересно: от произведения не веет сочиненностью, оно кажется само собой родившимся.

Природа в стихотворении, словно живое существо. Она чувствует, дышит, грустит. Само по себе одушевление природы обычно для поэзии, но для Тютчева это не просто олицетворение, не просто метафора: живую красоту природы. Он «принимал и понимал не как свою фантазию, а как истину».

В «Певучести …» немало реминисценций: это и «мыслящий тростник» Блеза Паскаля, который писал, что человек всего лишь тростинка, но он возвышеннее вселенной, «ибо имеет сознание» ; и римский поэт Авсоний, вложивший в слова «естъ музыкальная стройность в прибрежных камышах» (эпиграф к стихотворению) христианский подтекст, и не вошедший в итоговую редакцию библейский «глас вопиющего в пустыне».

Ф. И. Тютчев пытается познать беспредельные миры непознанного: таинственный «океан» вселенского бытия и сокровенные стороны человеческой души. Это очень характерное для поэта стихотворение, где явление в природе подобно тому, что происходит в душе человека. Стихийные споры потрясают не только природу, но и внутреннюю жизнь человека, обогащая ее многообразием чувств, но чаще оставляя после себя боль утраты и душевную опустошенность.

Визуальный комментарий к стихотворении Ф. И. Тютчева «Певучесть есть в морских волнах».

Выражение «мусикийский шорох» в стихотворении Ф. И. Тютчева «Певучесть есть в морских волнах».

Est in arundineis modulatio musica ripis. 1

Гармония в стихийных спорах,
И стройный шорох
Струится в зыбких камышах.

Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, -

Разлад мы с нею сознаем.

Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что, море,
И ропщет ?

И от земли до крайних звезд
Всё безответен и поныне
,
Души отчаянной протест?

Есть музыкальный строй в прибрежных тростниках (лат.).

Май 11. Петербург. «Певучесть есть в морских волнах...» (Лирика . Т. I. С. 199, 423-424 (датируется по списку М. Ф. Бирилевой); ПССП . Т. 2. С. 142, 508-511.)

Стихотворение «Певучесть есть в морских волнах»поэта, чье творчество традиционно относят к « чистому» искусству написано 11 мая в 1865году в непростое для поэта время. Примечательно, что прочитав данное творение, Л. Н. Толстой писал: «Глубина!» Нам, представителям XXI века, также хочется постичь эту «глубину», которую заметил писатель.

Читая первую строфу стихотворения, невольно задаешься вопросом: «Что такое мусикийский шорох»?

Семантика слова

мусикия -"музыка", цслав., др.-русск. мусикия (с XII–XVIII в.; см. Огиенко, РФВ 77, 168). Из греч. μουσική. Позднее вместо него – му́зыка (см.)

«мусикийский»- (устар.) – музыкальный

мусикия (-сѵк-, -и́а), и, ж. Слав. То же, что . Пирование, и трапеза Царская, .. с сладкогласным пѣнием, трубами, и мусикиею. Вед. II 258. Внезапу богиня Фортуна явилась <на сцене>, сидя на шарѣ, и в руках имѣя колесцо, которыя также по мусикии движение имѣли. Арг. II 248. Сей глас был поющей в ночи дщери Малоровой; знала бо колико может звук приятной мусикии умилить душу мою. Зрит. II 151. | В сравн. Глас сладок, яко мусикия. Бобр. Херс. 237.

Мусики́йский (-зик-, -зык-, -сѵк-), ая, ое . Tѣ часы <на воротах ратуши> бьют перечасье мусикийским согласием. Пут. Тлст. I 321. Мы вдруг услышали .. гласы разных музыкийских орудий. Маркиз V 88. Разтлѣвающие душевныя силы мусикийские гласы тамо <в царских чертогах> слышимы. Хрс. Кадм 27.

Данное слово считалось уже устаревшим в XIX веке. Но почему именно шорох мусикийский струится в камышах? С какой целью поэт использует этот архаизм? И как писал Ю. Н. Тынянов: « Тютчев вырабатывает особый язык, изысканно архаистический». Поэтому не возникает сомнения, что архаизм был осознанной принадлежностью его стиля. Этот эпитет Федор Иванович использует неслучайно. Обратимся к эпиграфу стихотворения: «Est in arundineis modulatio musica ripis .» , что значит «Есть музыкальный строй в прибрежных тростниках». Строки принадлежат римскому поэту IV в. до н. э Авсонию.

Авсоний (Ausonius) Децим Магн - лат. поэт; род. ок. 310, Бурдигала (совр. Бордо, Франция), ум. в 393/394 там же. Происходил из знатного галльского рода. С 334 по 364 был преподавателем грамматики и риторики в Бурдигале; с 364 - воспитателем будущего имп. Грациана (375–383). При Грациане А. занимал высокие должности в Римской империи, был префектом Галлии, в 379 - консулом.

Происходил из знатного галльского рода. С 334 по 364 был преподавателем грамматики и риторики в Бурдигале; с 364 - воспитателем будущего имп. Грациана (375–383). При Грациане А. занимал высокие должности в Римской империи, был префектом Галлии, в 379 - консулом. В его поэзии эрудиция в области классической лат. и греч. поэзии соединяется с риторическим мастерством; большую часть наследия А. составляют лит. эксперименты: Eclogae (Книга эклог), Griphus ternarii numeri (Гриф о числе три), Technopaegnion (Технопегнии). Поэзия А. во многом автобиографична: циклы Parentalia (О родных), Commemoratio professorum Burdigalensium [ 3 ] (О преподавателе).

Опять вопрос: Авсония не причисляли к числу выдающихся поэтов Римской империи. Но вот, что пишет М. Л. Гаспаров в своей статье «Авсоний и его время». «Иногда говорится, что великие поэты отличаются от малых тем, что у великих даже небольшое произведение вмещает картину большого мира». Это не так: на это способны и малые поэты, когда у них в руках надежный набор рабочих приемов. Авсоний вместил свою широкую и структурно четкую картину мира в скромную похвалу не слишком большой реке; средства для этого ему дала античная риторика.

Нужно отметить, что поэтическое признание к Тютчеву тоже пришло не сразу, и его творчество современниками не было высоко оценено.

Обратимся к первоисточнику Авсоний

Есть музыкальный строй в прибрежных тростниках;
Гармонию его мы слышали однажды,
И ноты знали все, и такт умолкший каждый
Читали наизусть в далёких тех веках;

И тайны бытия держали мы в руках,
И посреди воды не гибли мы от жажды…
Но преданное раз – не повторится дважды,
Как не воскреснет жизнь в увядших лепестках.

Та музыка ушла, гармония распалась,
И, умудрённым, нам преданье лишь осталось,
Как козлоногий бог полуденной порой

Срезал тростник и звуком тешился чудесным,
Как нимф он в хоровод сзывал своей игрой,
И как жалел людей, забывших о небесном ...

Ф. И. Тютчев

Певучесть есть в морских волнах,
Гармония в стихийных спорах,
И стройный шорох
Струится в зыбких камышах.

Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, -
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.

Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что, море,
И ропщет ?

И от земли до крайних звезд
Всё безответен и поныне
,
Души отчаянной протест?

Сопоставив два стихотворения, понимаем, что мусикийский шорох может струиться из тростника, в который превратилась нимфа Сиринга, о которой говорили древнегреческие мифы.

Пан и Сиринга

Не миновали Пана стрелы златокрылого Эрота и полюбил он прекрасную нимфу Сирингу. Горда была нимфа и отвергала любовь всех. Любимым занятием ее была охота и часто Сирингу принимали за Артемиду, так прекрасна была юная нимфа в своей короткой одежде, с колчаном за плечами и с луком в руках. Как две капли воды, походила она тогда на Артемиду, лишь лук ее был из рога, а не золотой, как у великой богини. Однажды увидел Пан Сирингу и хотел подойти к ней. Взглянула на Пана нимфа и в страхе обратилась в бегство. Едва поспевал за ней Пан, стремясь догнать ее. Но вот путь пресекла река. Куда бежать нимфе? Простерла к реке руки Сиринга и стала молить бога реки спасти ее. Бог реки внял мольбам нимфы и превратил ее в тростник. Подбежавший Пан хотел уже обнять Сирингу, но обнял лишь гибкое, тихо шелестевшее растение. Стоит Пан, печально вздыхая, и слышится ему в нежном шелесте тростника прощальный привет прекрасной Сиринги. Срезал несколько тростинок Пан и сделал из них сладкозвучную свирель, скрепив неравные коленца тростника воском. Назвал бог лесов, в память о нимфе, свирель сирингой. С тех пор великий Пан любит играть в тени лесных деревьев на свирели - сиринге, оглашая ее нежными звуками окрестные горы.

Николя Пуссен. Пан и Сиринга

Дата начала: 1637. Дата завершения:1638.

Дрезден. Галерея старых мастеров.

Пан и Сиринга

Франсуа Буше. Пан и Сиринга.1759. Национальная галерея, Лондон.

Варэн Шарль Никола.Франция, г. Париж. Последняя четверть XVIII - начало XIX в.

Государственное учреждение культуры Ярославской области "Рыбинский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник»

Александр Воронков. Пан и Сиринга, 1997

Собственно, сирингой у древних греков назывался музыкальный инструмент свирель, считавшийся принадлежностью аркадского бога Пана и вместе с тем греческих пастухов. Римляне называли сирингу arundo, calamus, fistula. Сиринга делалась следующим образом. Брали семь (иногда восемь или девять) полых стеблей тростника и прикрепляли их одну к другой с помощью воска, причем длина каждой трубки делалась различной с тем расчетом, чтобы можно было иметь полную гамму. Бывали сиринги и из одного стебля; в таком случае на них играли так же, как играют на современных флейтах, а именно через боковые отверстия. Сиринга стала родоначальницей современного органа.

Сиринга или сиринкс (греч. συριγξ) имеет два значения: - общее название древнегреческих духовых инструментов (тростниковых, деревянных, типа флейты (продольная), а также древнегреческая пастушечья многоствольная флейта или флейта Пана.

Флейта Пана - это многоствольчатая флейта. Инструмент состоит из набора открытых с верхнего конца тростниковых, бамбуковых и других трубочек разной длины, скрепленных тростниковыми планками и жгутом. Каждая трубка издает 1 основной звук, высота которого зависит от ее длины и диаметра.
состоящая из нескольких (3 и больше) бамбуковых, тростниковых, костяных или металлических Трубки бывают длиной от 10 до 120 см. На больших панфлейтах, а также двухрядных, играют вдвоём.
Название флейты Пана происходит от имени древнегреческого бога Пана, – покровителя пастухов, который обычно изображается играющим на многоствольной флейте.

Римская копия греческой скульптуры, найденная в Помпеях «Пан обучает Дафниса игре на сиринге».

Пабло Пикассо . Флейта Пана 1923. France, Paris, Musee National Picasso

Артур Вардль. Флейта Пана1889,галерея в Лондоне.

Томас Икинс Аркадия 1883 г Музей Метрополитен (Нью-Йорк)

Кувиклы [ 6 ] (кугиклы) - русская разновидность «флейты Пана». У русских первым обратил внимание на флейту Пана Гасри, давший весьма неточное её описание под названием свирель или свирелка. О кувиклах писал Дмитрюков в журнале «Московский телеграф» в 1831 году. На протяжении XIX в. в литературе время от времени встречается свидетельства об игре на кувиклах, особенно на территории Курской губернии. Кувиклы представляют собой набор пустотелых 3-5 трубок различной длины (от 100 до 160 мм) и диаметра с открытым верхним концом и закрытым нижним. Инструмент этот изготавливался обычно из стеблей куги (камыша), тростника, бамбука и т. д., дном служил узел ствола.

Мусикийский шорох «струится в зыбких камышах». Образ данных растений поэтизируется с древнейших времен. Если визуализировать растения, из которых производили данные музыкальные инструменты, то можно представить следующие картины. [ 7 ]

В список ботанических видов, соответствующий расплывчатой категории «библейский тростник», несомненно входят два представителя семейства Злаки (Мятликовые, Poaceae). Это: Тростник обыкновенный - Phragmites communis, распространенный по всей планете многолетний длиннокорневищный злак. Стебель полый как почти у всех злаков. Высота до 4-5 м. Произрастает в воде, по берегам и на суше, причем может жить на умеренно засоленных почвах (но на суше он меньших размеров). Соцветие-метелка крупное, красивое из-за длинных волосков в колосках. Листья могут поворачиваться по ветру благодаря способности нижней трубчатой части листа (влагалища) вращаться вокруг стебля. Молодые побеги и корневища съедобные.

Второй вид околоводного злака, несомненно известного Библии - Тростник кипрский (гигантский) - Arundo donax. Высота до 6 м. От воды не уходит, чем отличается от предыдущего вида, с которым в целом сходен по многим другим биологическим характеристикам. Листья длинные, шириной до 6 см (больше, чем у предыдущего вида). Распространен исходно по всему Средиземноморью, откуда был занесен человеком восточнее, в частности еще в глубокой древности попал как хозяйственное и строительное растение в Среднюю Азию, а в новейшее время – и в западной полушарие. В Калифорнии, например, превратился в надоедливый вид-чужак, активно подавляющий местные растения, расползающийся по всем водоемам и водотокам, засоряющий водозаборы и создающий постоянную угрозу пожаров. В России встречается только самых теплых территориях (в частности, в Закавказье ).

Как и тростники, Камыш озерный произрастает у воды огромной массой в тысячи стеблей. Цветки и соцветия у него совершенно иные, нежели у злаков, а развитых листьев у этого вида камыша вообще нет. Стебель высотой до 3 м выглядит как длинный вертикальный хлыстик зеленого цвета с метелкой колосков на верхушке. Камыши не имеют полых стеблей. Их стебли заполнены мягкой губчатой тканью.

Но в стихотворении Ф. И. Тютчева тростник не простой, а мыслящий. Отсюда вопрос: почему он мыслящий?

Тютчев вслед за Блезом Паскалем говорит, что человек, - лишь тростник, слабейшее из творений природы, но «тростник мыслящий». Величие человека, по словам Паскаля, в том и заключается, что он сознает свое ничтожество. Отвлеченные науки оказываются не только бессильны в своих притязаниях на познание мира, но мешают человеку понять его собственное место в мире, задуматься, «что это такое - быть человеком».

Блез Паскаль (1623–1662 )

Мысли Паскаля, естественно нашли выражение и в искусстве XVII века. Стиль барокко начинает формироваться с XVII века. Первоначально слово «барокко» обозначало (порт. «barocco» – жемчужина неправильной формы), и его появление связано с кризисом идеалов Возрождения. Барокко – это и стиль, и некая тенденция беспокойного романтического мироощущения. В каждом времени, да, пожалуй, что и в наши дни, находят свой «период барокко» как этап наивысшего творческого подъема, напряжения чувств и мыслей. Естественно, что новые открытия нового времени разрушали прежние представления о человеке и мироздании. Разница в понимании места, роли и возможностей человека и отличает прежде всего искусство XVII столетия от Ренессанса. Это иное отношение к человеку выражено с необыкновенной ясностью и точностью тем же великим французским мыслителем Паскалем: «Человек всего лишь тростник, слабейшее из творений природы, но он - тростник мыслящий». Этот «мыслящий тростник» создал в XVII в. мощнейшие абсолютистские государства в Европе, сформировал мировоззрение буржуа, которому предстояло стать одним из основных заказчиков и ценителей искусства в последующие времена. Сложность и противоречивость эпохи интенсивного образования абсолютистских национальных государств в Европе определили характер новой культуры, которую принято в истории искусства связывать со стилем барокко, но которая не исчерпывается только этим стилем. XVII столетие - это не только искусство барокко, но и классицизм, и реализм.

Отражая сложную атмосферу времени, барокко соединило в себе, казалось бы, не соединимые элементы. Черты мистики, фантастичности, иррациональности, повышенной экспрессии удивительно уживаются в нем с трезвостью и приземленностью, с истинно бюргерской деловитостью. При всей своей противоречивости барокко вместе с тем имеет вполне выраженную систему изобразительных средств, определенные специфические черты.

«Для барокко характерна живописная иллюзорность, желание обмануть глаз, выйти из пространства изображенного в пространство реальное. Барокко тяготеет к ансамблю, к организации пространства: городские площади, дворцы, лестницы, парковые террасы, партеры, бассейны, боскеты; городские и загородные резиденции построены на принципе синтеза архитектуры и скульптуры, подчинения общему декоративному оформлению. Художественная культура барокко допускала в сферу эстетического символизм и мистицизм, фантастическое и гротескное, безобразное наряду с прекрасным. Новый стиль был идейным и эстетическим поиском целостного и гармоничного мировосприятия, утраченного вследствие кризиса Возрождения и Контрреформации. Художник барокко стремился воздействовать на чувства, воображение зрителя, а не только посредством линий и красок передавать визуальный образ».

Именно эта мысль представлена и на полотнах Николя Пуссена Франсуа Буше « Пан и Сиринга» и их поледователей. Это же величие мы можем наблюдать в архитектуре, скульптуре и парковой культуре.

Регулярные «французские» парки боскетами, аллеями, партерами и водоёмами геометрически правильных форм, своими прямолинейными дорожками и фигурными формами тщательно обрезанных кустарников подчёркивали абсолютный контроль человека над природойутверждают наивысшую ценность того искусства, которое неотличимо от природы.

«Французский» парк: Версаль

«Английский» парк

Система пейзажного парка воплощала идею преклонения перед природой, красотой её естественных пейзажей, Создатели таких парков стремились к постижению равновесия и гармонии, существующих в природе.

Яркий образец такого подхода в архитектуре - палаццо (дворец) Барберини (1625-1663 гг.).

Перед нами то, что этот «мыслящий тростник» создал в XVII веке, в результате поиска целостного и гармоничного мировосприятия, воздействует на чувства, воображение зрителя, не только посредством линий и красок, а передает визуальный образ.

Безусловно, в Италии – это творения Лоренцо Бернини. Достаточно взглянуть на его работы.

Лоренцо Бернини. Экстаз Святой Терезы. 1652г. Рим. Санта Мария делла Виттория.

Лоренцо Бернини. Площадь собора Святого Петра.1663г.

Аллегорическия образ скульптуры и живописи мы можем наблюдать на картине Гверчино, которая украшает палаццо Барберини.

Гверчино. Аллегория живописи и скульптуры. 1657

(Иррациональное освещение, темный мрачный фон, крупные фигуры, простонародные типажи, он активно использовал, размывающее скульптурную четкость формы, все это характерно для искусства барокко).

Все предыдущее творчество человека – это способ познать самого себя и свое место в жизни. Продолжая мысль Паскаля: «Мы ищем счастья, а находим лишь горечи и смерть». По глубокому его убеждению, человек, осознавший трагизм своего положения, может найти выход только в христианской вере. Только христианская религия с ее учением о грехопадении и преемственности греха дает удовлетворительное объяснение этой двойственности человека, что является для Паскаля аргументом в пользу ее реальности. Таким образом, единственный возможный подход к тайне человеческой природы - это подход религиозный. Религия утверждает, что человек двойствен; одно дело человек до грехопадения, другое - после. Человек был предназначен для высшей цели, но утратил это предназначение. Грехопадение лишило его сил, извратило разум и волю.

«Поэтому классическая максима «Познай самого себя» в философском смысле - смысле Сократа, Эпиктета или Марка Аврелия - не только малодейственна, но ложна и ошибочна. Человек не может доверять себе и читать в себе. Он сам должен молчать, чтобы слышать высший глас, глас истины. «Что станется с тобой тогда, о человек, когда ты естественным разумом обнаружишь свое действительное положение? Знай же, обуянный гордыней, что и сам ты сплошной парадокс. Смири себя, немощный разум, умолкни, неразумная природа, помни, что человек бесконечно превосходит человека. И услышь от Творца своего о своем действительном положении, тебе покамест неведомом. Слушай Бога» [ 9 ]

Ф. И. Тютчев в своем стихотворении приходит к подобной же мысли:

,
Души отчаянной протест?

Евангельскими мыслями и риторическим вопросом завершается стихотворение, значит и поэт не нашел для себя ответа. Но он слышит не только мусикийский шорох, но и мусикийское пение в «общем хоре». И как мы понимаем, это не только песнопение, но и философия, которая также приводит к согласию человеческого естества, то есть к богу, вере. Древнерусская певческая система - это поистине отражение Божественного небесного Порядка, воссозданного на Земле духовным подвигом русского человека.

Конечно, Ф. И. Тютчев не мог также не знать и о мусикийском песнопении, которое в это время было характерно для богослужений в России.

Опять же вопрос. Что есть мусикия?

Ответ: «Есть мусикия согласное художество и преизящное гласовом разделение; - известное ведения (sic !) разньства, познание приличных благих гласов и злых, еже есть разньствие в согласие показующих. Мусикия есть вторая философия и грамматика, гласы степенми премеряющая, якоже в словесной философии, или грамматице, исправление словес свойство их, слог, речение, разсуждение, познание и нарицание стихиам, всем качеством и количеством. Такожде и мусикия вся Степени гласовом имущая, умиления, или радости претворением, счинением, яко риторски, или философски красящая слухи слышащих, якоже бряцанием в бездушных орудиах, такожде и языком словеса по степенех водящих, и глас нижайший, средний же и высокий издающая. Мусика есть во всех родех познавающая согласие и второе хитростное естества человеческа и по естеству, а не чрез естество, учение, и есть от бога. Понеже ничтоже зло сотворити может, но благо естеством текущему. Произволением же зла злословящему, аще бо хвалиши - хвалит, аще ли свариши - сварит, и все то ума произволению сугубо слепляема бывает, речению и гласу соединившуся. Мусикия церковь красну творит, божественная словеса благим согласием украшает, сердце возвеселяет, в души радость в пении святых устрояет. Мусикия есть, якоже словесная грамматика, гласовом исправляющая грамматика» . [ 9 ]

Все стихотворение проникнуто этим высоко – трагичным звучанием в эти тяжелые для него дни. И о чем думал поэт мы, современники, можем только догадываться, внимательно вчитываясь в каждое слово поэта.

Библиография.

Этимологический словарь Макса Фасмера);

Ю.Н. Тынянов. Поэтика. История литературы. Кино.// Вопрос о Тютчеве. - М.: Наука, 1977.

М.В. Белкин, О. Плахотская. Словарь «Античные писатели». СПб.: Изд-во «Лань» , 1998.

М. Л. Гаспаров. Авсоний. Стихотворения. М., Наука, 1993 г. (« Литературныепамятники»).

Кун Н.А., Нейхардт А.А. "Легенды и мифы Древней Греции и Древнего Рима" - СПб.: Литера, 1998

Музыкальные инструменты в живописи.

Растения в библии.

История искусств. Западноевропейское искусство: Учеб./ Т.В. Ильина. – 3-е изд., перераб. и доп. – М.: Высш. шк., 2002. – 368 с.: ил.

Канетти Э. Превращение // Проблема человека в западной философии. - М.: 1988. С. 490.

Музыкальная эстетика России ХI-ХVIII веков. Составление текстов, переводы и общая вступительная статья А. И. Рогова. М.: Изд-во «Музыка», 1973.

Гармония в стихийных спорах,
И стройный мусикийский шорох
Струится в зыбких камышах.

Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, -
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.

Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?

И от земли до крайних звезд
Всё безответен и поныне
Глас вопиющего в пустыне,
Души отчаянной протест?

Анализ стихотворения «Певучесть есть в морских волнах» Тютчева

Стихотворение «Певучесть есть в морских волнах» Ф.Тютчев написал в 1865 году. Это яркий пример пейзажной и философской лирики. Жанр данного поэтического произведения можно определить как элегию.

Тема стихотворения раскрывает отношения человека и природы. Уже в самом начале произведения поэт ставит главный акцент на гармонии процессов, которые происходят в природе:

Певучесть есть в морских волнах,
Гармония в стихийных спорах.

Отсыл к музыкальной тематике («певучесть») не случаен: именно в музыке мелодичность и экспрессия достигаются благодаря композиционной и звуковой упорядоченности. В противном случае набор звуков звучал бы хаотично и бессмысленно. То же и с природой: на первый взгляд, «в стихийных спорах» нет никакого порядка. Однако звуки природы часто рождают собственную музыку, в которой есть свой ритм. Так появляется «созвучье полное в природе». Человек – это тоже частичка природы. Но не всегда мы осознаем себя этой частью и стремимся возвыситься над тем, что нас окружает.

Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.

Такой диссонанс в отношениях человека и природы порождает «души отчаянный протест». Как бы в насмешку Тютчев говорит про человека: «мыслящий тростник». Эти строки отсылают нас к афоризму Паскаля, утверждавшего, что человек – всего лишь слабая тростинка. Да, венец творения может мыслить и философствовать, что не дано природе, но это не приводит его к гармонии.

В конце стихотворения содержится риторический вопрос. В его подтексте мы читаем и отчаяние, и мысль о неразумности человеческой судьбы и призрачности счастья.

Композиция произведения

Противопоставление угадывается не только на содержательном уровне, но и на композиционном. Антитетическое построение делит стихотворение на две части. Первая описывает картины «созвучья полного» в природе. Вторая – дисгармонию человеческих исканий.

Анализ средств художественной выразительности и стихосложения

Стихотворение написано четырехстопным ямбом. Поэт использует кольцевую рифму, что придает стихотворению неспешность, замедляя его темп.

Автор вводит в свое произведение эпитеты: стройный шорох, зыбкие камыши, призрачная свобода. Метафоричность читается в словосочетании «мыслящий тростник», использованном в качестве именования человека. Эмоциональную выразительность подчеркивает синтаксический параллелизм: «Певучесть есть в морских волнах, // Гармония в стихийных спорах».

Дополнительный музыкально-мелодический эффект создает аллитерация. В первой строфе повторение звука «С» помогает услышать шум моря. В третьей строфе, где описываются душевные волнения человека, используется частый повтор звука «Р», который усиливает волнение.

***

Блез Паскаль: "Человек всего лишь тростник, самый слабый в природе, но это мыслящий тростник..."

Фёдор Иванович Тютчев

Певучесть есть в морских волнах

Est in arundineis modulatio musica ripis.

Певучесть есть в морских волнах,
Гармония в стихийных спорах,
И стройный мусикийский шорох
Струится в зыбких камышах.

Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, -

Разлад мы с нею сознаем.

Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?

И от земли до крайних звезд
Всё безответен и поныне
Глас вопиющего в пустыне,
Души отчаянной протест?

*Есть музыкальная стройность в прибрежных тростниках (лат.). Строчка из стихотворения римского поэта IV в. до н. э. Авзония.

В. Я. Брюсов (1911 г.) о поэтической деятельности Тютчева:

«Поэзия Тютчева принадлежит к самым значительным, самым замечательным созданиям русского духа.
Исходную точку мировоззрений Тютчева, кажется нам, можно найти в его знаменательных стихах, написанных «По дороге во Вщиж»:
Природа знать не знает о былом,
Ей чужды наши призрачные годы.
И перед ней мы смутно сознаем
Себя самих - лишь грезою природы.
Поочередно всех своих детей,
Свершающих свой подвиг бесполезный,
Она равно приветствует своей
Всепоглощающей и миротворной бездной.

Подлинное бытие имеет лишь природа в ее целом. Человек - лишь «греза природы». Его жизнь, его деятельность - лишь «подвиг бесполезный». Вот философия Тютчева, его сокровенное миросозерцание. Этим широким пантеизмом об‘ясняется едва ли не вся его поэзия.
Вполне понятно, что такое миросозерцание прежде всего приводит к благоговейному преклонению перед жизнью природы.
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык! -
говорит Тютчев о природе. Эту душу природы, этот язык и эту ее свободу Тютчев стремится уловить, понять и об‘яснить во всех ее проявлениях.
Все в природе для Тютчева живо, все говорит с ним «понятным сердцу языком», и он жалеет тех, при ком леса молчат, пред кем ночь нема, с кем в дружеской беседе не совещается гроза...
Стихи Тютчева о природе - почти всегда страстное признание в любви. Тютчеву представляется высшим блаженством, доступным человеку, - любоваться многообразными проявлениями жизни природы.
Напротив, в жизни человеческой все кажется Тютчеву ничтожеством, бессилием, рабством. Для него человек перед природой - это «сирота бездомный», «немощный» и «голый». Только с горькой насмешкой называет Тютчев человека «царем земли» («С поляны коршун поднялся»). Скорее он склонен видеть в человеке случайное порождение природы, ничем не отличающееся от существ, сознанием не одаренных. «Мыслящий тростник» - вот как определяет человека Тютчев в одном стихотворении. В другом, как бы развивая эту мысль, он спрашивает: «Что же негодует человек, сей злак земной?» О природе, в ее целом, Тютчев говорит определенно: «в ней есть свобода», в человеческой жизни видит он лишь «призрачную свободу». В весне, в горных вершинах, в лучах звезд Тютчев видел божества, напротив, о человеке говорит он:
...не дано ничтожной пыли
Дышать божественным огнем.
Но человек не только - ничтожная капля в океане жизни природы, он еще в ней начало дисгармонирующее. Человек стремится утвердить свою обособленность, свою отдельность от общей мировой жизни, и этим вносит в нее разлад. Сказав о той певучести, какая «есть в морских волнах», о «стройном мусикийском шорохе», струящемся в камышах, о «полном созвучии» во всей природе, Тютчев продолжает:
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем...
В другом, не менее характерном стихотворении Тютчев изображает старую «Итальянскую виллу», покинутую много веков назад и слившуюся вполне с жизнью природы. Она кажется ему «блаженной тенью, тенью елисейской»... Но едва вступил в нее вновь человек, как сразу «все смутилось», по кипарисам пробежал «судорожный трепет», замолк фонтан, послышался некий невнятный лепет... Тютчев об‘ясняет это тем, что -
злая жизнь, с ее мятежным жаром,
Через порог заветный перешла.
Чтобы победить в себе «злую жизнь», чтобы не вносить в мир природы «разлада», надо с нею слиться, раствориться в ней. Об этом определенно говорит Тютчев в своем славословии весне:
Игра и жертва жизни частной,
Приди, - отвергни чувств обман,
И ринься, бодрый, самовластный,
В сей животворный океан!...
И жизни божески-всемирной
Хотя на миг причастен будь.
В другом стихотворении («Когда что звали мы своим») он говорит о последнем утешении - исчезнуть в великом «все» мира, подобно тому, как исчезают отдельные реки в море. И сам Тютчев то восклицает, обращаясь к сумраку: «Дай вкусить уничтоженья, с миром дремлющим смешай!», то высказывает желание «всю потопить свою душу» в обаянии ночного моря, то наконец с великой простотой признается: «Бесследно все, и так легко не быть!...»
Тютчев спрашивал себя:
Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник!
Он мог бы и дать ответ на свой вопрос: оттого, что человек не ищет слияния с природой, не хочет «отвергнуть чувств обман», т. е. веру в обособленность своей личности. Предугадывая учение индийской мудрости, - в те годы еще мало распространенное в Европе, - Тютчев признавал истинное бытие лишь у мировой души и отрицал его у индивидуальных «я». Он верил, что бытие индивидуальное есть призрак, заблуждение, от которого освобождает смерть, возвращая нас в великое «все». Вполне определенно говорит об этом одно стихотворение («Смотри, как на речном просторе»),
в котором жизнь людей сравнивается с речными льдинами, уносимыми потоком «во всеоб‘емлющее море». Они все там, большие и малые, «утратив прежний образ свой», сливаются «с роковой бездной». Тютчев сам и об‘ясняет свое иносказание:
О, нашей мысли обольщенье,
Ты, - человеческое «я»:
Не таково ль твое значенье,
Не такова ль судьба твоя!
Истинное бессмертие принадлежит лишь природе, в ее целом, той природе, которой «чужды наши призрачные годы». Когда «разрушится состав частей земных», все зримое будет покрыто водами,
И Божий лик изобразится в них.
Замечательно, что в пантеистическом обожествлении природы Тютчев-поэт как бы теряет ту свою веру в личное Божество, которую со страстностью отстаивал он, как мыслитель. Так, в ясный день при обряде погребения, проповедь ученого, сановитого пастора о крови Христовой уже кажется Тютчеву только «умною, пристойною речью», и он противополагает ей «нетленно-чистое небо» и «голосисто реющих в воздушной бездне» птиц. В другую минуту, «лениво-дышащим полднем», Тютчеву сказывается и самое имя того божества, которому действительно служит его поэзия, - имя «великого Пана», дремлющего в пещере нимф... И кто знает, не к кругу ли этих мыслей относится странное восклицание, вырвавшееся у Тютчева в какой-то тяжелый миг:
Мужайся, сердце, до конца:
И нет в творении Творца,
И смысла нет в мольбе!

Любовь для Тютчева не светлое, спасающее чувство, не «союз души с душой родной», как «гласит преданье», но «поединок роковой», в котором -
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей.
Любовь для Тютчева всегда страсть, так как именно страсть близит нас к хаосу. «Пламенно-чудесной игре» глаз Тютчев предпочитает «угрюмый, тусклый огонь желанья»; в нем находит он «очарование сильней». Соблазн тайной, запретной любви он ставит выше «невинной», и оправдывает свой выбор тем, что полные, как бы кровью, своим соком виноградные ягоды прекраснее, чем чистые, ароматные розы... Самую страсть Тютчев называет «буйной слепотой» и тем как бы отожествляет ее с ночью. Как слепнет человек во мраке ночи, так слепнет он и во мраке страсти, потому что и тут и там он вступает в область хаоса.
Но в то же время смерть для Тютчева, хотя он склонен был видеть в ней полное и безнадежное исчезновение, исполнена была тайного соблазна. В замечательном стихотворении «Близнецы» он ставит на один уровень смерть и любовь, говоря, что обе они «обворожают сердца своей неразрешимой тайной».
И в мире нет четы прекрасней,
И обаянья нет ужасней,
Ей предающего сердца.
Может быть, этот соблазн смерти заставлял Тютчева находить красоту во всяком умирании. Он видел «таинственную прелесть» в светлости осенних вечеров, ему нравился ущерб: «ущерб», «изнеможенье», «кроткая улыбка увяданья». «Как увядающее мило!» - воскликнул он однажды. Но он и прямо говорил о красоте смерти. В стихотворении «Mal’aria», любовно изобразив «высокую безоблачную твердь», «теплый ветер, колышущий верхи дерев», «запах роз», он добавляет:
... и это все есть смерть!
И тут же восклицает восторженно:
Люблю сей Божий гнев, люблю сие незримо
Во всем разлитое, таинственное зло....
Вместе со смертью влекло к себе Тютчева все роковое, все сулящее гибель. С нежностью говорит он о «сердце жаждущем бурь». С такой же нежностью изображает душу, которая, «при роковом сознании своих прав», сама идет навстречу гибели («Две силы есть, две роковые силы»). В истории привлекают его «минуты роковые» («Цицерон»). В глубине самого нежного чувства усматривает он губительную роковую силу. Любовь поэта должна погубить доверившуюся ему «деву» («Не верь, не верь поэту, дева»); птичка должна погибнуть от руки той девушки, которая вскормила ее «от первых перышек» («Недаром милосердым Богом»), причем поэт добавляет:
Настанет день, день непреложный,
Питомец твой неосторожный
Погибнет под ногой твоей.
И почти тоном гимна, столь для него необычным, Тютчев славит безнадежную борьбу с Роком человека, заранее осужденного на поражение:
Мужайтесь, о, други, боритесь прилежно,
Хоть бой и не равен, борьба безнадежна!
Пускай Олимпийцы завистливым оком
Глядят на борьбу непреклонных сердец!

В этом постоянном влечении к хаосу, к роковому для человека, Тютчев чувствовал свою душу «жилицею двух миров». Она всегда стремилась переступить порог «второго» бытия. И Тютчев не мог не задавать себе вопроса, возможно-ли переступить этот порог, доступно ли человеку «слиться с беспредельным».
Лиры у Тютчева были две, впрочем, дивно согласованные между собою. Первая была посвящена поэзии, воспевающей «блеск проявлений» дневного мира, поэзии умиротворяющей, явной. Это о ней сказал Тютчев:
Она с небес слетает к нам,
Небесная - к земным сынам,
С лазурной ясностью во взоре,
И на бунтующее море
Льет примирительный елей.
Другая была посвящена хаосу и стремилась повторить «страшные песни», взрывающие в сердце «порой неистовые звуки». Эта поэзия хотела говорить о роковом, о тайном, и ей, чтобы пробудиться, нужен был «оный час видений и чудес», когда душа теряет память о своем дневном существовании. О часе таких вдохновений говорит Тютчев:
Тогда густеет ночь, как хаос на водах,
Беспамятство, как Атлас, давит сушу,
Лишь Музы девственную душу,
В пророческих тревожат боги снах...»

Великие о стихах:

Поэзия — как живопись: иное произведение пленит тебя больше, если ты будешь рассматривать его вблизи, а иное — если отойдешь подальше.

Небольшие жеманные стихотворения раздражают нервы больше, нежели скрип немазаных колес.

Самое ценное в жизни и в стихах — то, что сорвалось.

Марина Цветаева

Среди всех искусств поэзия больше других подвергается искушению заменить свою собственную своеобразную красоту украденными блестками.

Гумбольдт В.

Стихи удаются, если созданы при душевной ясности.

Сочинение стихов ближе к богослужению, чем обычно полагают.

Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда... Как одуванчик у забора, Как лопухи и лебеда.

А. А. Ахматова

Не в одних стихах поэзия: она разлита везде, она вокруг нас. Взгляните на эти деревья, на это небо — отовсюду веет красотой и жизнью, а где красота и жизнь, там и поэзия.

И. С. Тургенев

У многих людей сочинение стихов — это болезнь роста ума.

Г. Лихтенберг

Прекрасный стих подобен смычку, проводимому по звучным фибрам нашего существа. Не свои — наши мысли заставляет поэт петь внутри нас. Повествуя нам о женщине, которую он любит, он восхитительно пробуждает у нас в душе нашу любовь и нашу скорбь. Он кудесник. Понимая его, мы становимся поэтами, как он.

Там, где льются изящные стихи, не остается места суесловию.

Мурасаки Сикибу

Обращаюсь к русскому стихосложению. Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает непременно искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудный и чудный, верный и лицемерный, и проч.

Александр Сергеевич Пушкин

- …Хороши ваши стихи, скажите сами?
– Чудовищны! – вдруг смело и откровенно произнес Иван.
– Не пишите больше! – попросил пришедший умоляюще.
– Обещаю и клянусь! – торжественно произнес Иван…

Михаил Афанасьевич Булгаков. "Мастер и Маргарита"

Мы все пишем стихи; поэты отличаются от остальных лишь тем, что пишут их словами.

Джон Фаулз. "Любовница французского лейтенанта"

Всякое стихотворение — это покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся, как звёзды, из-за них и существует стихотворение.

Александр Александрович Блок

Поэты древности в отличие от современных редко создавали больше дюжины стихотворений в течение своей долгой жизни. Оно и понятно: все они были отменными магами и не любили растрачивать себя на пустяки. Поэтому за каждым поэтическим произведением тех времен непременно скрывается целая Вселенная, наполненная чудесами - нередко опасными для того, кто неосторожно разбудит задремавшие строки.

Макс Фрай. "Болтливый мертвец"

Одному из своих неуклюжих бегемотов-стихов я приделал такой райский хвостик:…

Маяковский! Ваши стихи не греют, не волнуют, не заражают!
- Мои стихи не печка, не море и не чума!

Владимир Владимирович Маяковский

Стихи - это наша внутренняя музыка, облеченная в слова, пронизанная тонкими струнами смыслов и мечтаний, а посему - гоните критиков. Они - лишь жалкие прихлебалы поэзии. Что может сказать критик о глубинах вашей души? Не пускайте туда его пошлые ощупывающие ручки. Пусть стихи будут казаться ему нелепым мычанием, хаотическим нагромождением слов. Для нас - это песня свободы от нудного рассудка, славная песня, звучащая на белоснежных склонах нашей удивительной души.

Борис Кригер. "Тысяча жизней"

Стихи - это трепет сердца, волнение души и слёзы. А слёзы есть не что иное, как чистая поэзия, отвергнувшая слово.