Поэма «Двенадцать» была первым крупным поэтическим произведением, в котором осмысливалась тема революции. В трактовке этой темы отразилось мироощущение Блока, его взгляд на революцию как на стихийную разрушительную силу, «мировой пожар», в огне которого рушится и испепеляется старый мир.
Почему свою поэму Блок назвал вроде бы ни о чем не говорящим словом «Двенадцать»? На мой взгляд, он это сделал потому, что поэма очень многопланова, и выделение в названии какого-то одного плана ставило бы в неравное положение остальные. Кроме того, в поэме фигурируют 12 патрульных. Следуя в конце произведения за Христом, они могут играть роль двенадцати его апостолов. И, наконец, композиционно поэма разделена на 12 глав, что также могло повлиять на ее название.
Блок рисует в поэме ряд запоминающихся образов. Во второй главе читатель встречается с 12-ю красногвардейцами и не расстается с ними уже до конца произведения.
В зубах - цигарка, примят картуз,
На спину б надо бубновый туз -
так описывает Блок этих бывших бродяг и люмпенов. Теперь для них наступила полная свобода. Блок передает их мерные шаги по улицам и, как мне кажется, немного пугается их. Однако в поэме слышится также жалость и сочувствие к этим обездоленным, озлобленным людям. Блок пишет, что у них рваные пальтишки, на спинах лишь ружьеца, им холодно, а один из них - Петруха - страдает от любви к Кате, и ему некому высказать свое горе после ее гибели.
Таким образом, 12 патрульных предстают перед нами, с одной стороны, как жалкие, бедные люди, а с другой, - как страшные хозяева улиц, которым, как пишет Блок, ничего не жаль. И эти самые люди как-то проникаются верой в новые идеи, готовы выполнять свой революционный долг. Так, один из них произносит следующие слова:
Не такое нынче время,
Чтобы нянчиться с тобой!
Потяжеле будет бремя
Нам, товарищ дорогой!
Оказывается, они считают, что на их плечи легло бремя какой-то ответственности и, более того, уже обращаются друг к другу со словами «товарищ дорогой». Это сочетание в них разбойного начала, анархичности и державности, смешение брани и выражений ласковости совершенно удивительно.
Однако движение двенадцати патрульных не единственная тема поэмы. Большую роль в ней играет столкновение старого и нового миров. Над представителями «старого мира» Блок зло смеется: буржуй у поэта «в воротник упрятал носу, вероятно, не только от холода, но и для того, чтобы ничего не чувствовать. Барыню в каракуле Блок заставляет упасть, над попом просто издевается. Старушку, предлагающую сделать из плаката «Вся власть Учредительному Собранию!» портянки для ребят, Блок, наверно, тоже причисляет к представителям старого мира и, хотя сочувствует ей, однако смеется над ней, сравнивая ее с курицей. Он, по-видимому, считает, что в новом мире должны жить только пламенные революционеры.
Однако, хотя Блок иронизирует над попом и старушкой, ему становится не до смеха, когда он смотрит на происходящее глазами прохожего. Всюду происходят грабежи, разбой, убийства, расстрелы без суда и следствия. Страшно ходить по улицам. В любой момент могут стукнуть ножом из-за угла. Разбойничья стихия передана у Блока великолепно.
К тому же через всю поэму проходит образ «Черного ветра». Он дается по контрасту с белым снегом. Черный цвет у Блока символичен. Он отражает все темное, злое, стихийное, хаотичное, непредсказуемое в жизни. Но даже и без символики он мало привлекателен. А тут еще «черное, черное небо». Ветер продувает все насквозь: - улицы, переупки, шубы, страницы поэмы:
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер -
На всем божьем свете.
Этот ветер все рвет, мнет и косит. Блок называет его «хлестким», «веселым», радостным и злым. А начиная с 10-й главы возникает уже вьюга, явно враждебная двенадцати красногвардейцам. Она мешает им двигаться, останавливает, крутит, «пылит им в очи»:
Разыгралась чтой-то вьюга,
Ой, вьюга, ой, вьюга!
Не видать совсем друг друга
За четыре за шага!
И, наконец, образуется «пурга». Она еще страшней, чем ветер и вьюга. «Ох, пурга какая, спасе!» - кричит один из идущих, обращаясь за помощью к Богу. Вьюга заглушает его вопли и выстрелы. Появляется ощущение чего-то неведомого и ужасного. И, может быть, в отчаянии Блок пишет:
Мировой пожар в крови -
Господи, благослови!
Поэма включает в себя различные жанры. Это и частушка, и лозунг, и городской романс, и марш, и разбойничья песня. Очень часто в поэме звучит разговорный язык. Используя этот стиль повествования, Блок нередко изменяет форму и отдельных слов, и целых выражений, чтобы они звучали смешнее, чтобы передавапи колорит времени и были ближе к простой речи: «запирайте етажи», «рево- пюцьонный держите шаг», «он головку вскидывает». Однако наряду с такими выражениями у Блока встречаются строки, написанные совсем иначе, звучащие на высокой ноте. Так, на мой взгляд, словно отрывок из старинной баллады, воспринимаются следующие строки:
И вьюга пылит им в очи
Дни и ночи
Напролет...
Ритмы в «Двенадцати» все время меняются. То они спокойные и медленные, то напряженные и быстрые. Но в конце поэмы ритм особенный. Там все совершенно иное: и лексика, и звучание:
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной...
Это оттого, что впереди патрульных с флагом появляется Христос.
Почему же он возникает рядом со страшными двенадцатью, подавляющими свободу? И почему, невидимый, он несет кроваво-красный флаг? Выскажу свое мнение. Блок вовсе не хочет сказать, что за всеми происходящими в сегодняшнем мире событиями есть Бог, благословляющий людей убивать друг друга. Нет! Он передает мысль о том, что Иисус Христос опять является на Землю, чтобы искупить людские грехи. Но почему он впереди? Может быть, он указывает патрульным путь? А может быть, он их жертва, и они стреляют в него, как в других? Это остается для меня загадкой. И от этого поэма кажется еще более таинственной.
Все элементы поэмы (композиция, объединение различных жанров, стиль, язык, ритм, стих) подчинены содержанию и отвечают замыслу поэта - создать произведение о крушении старого мира и рождении нового, дать почувствовать сложную музыку революции.
ПЕНЗЕНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
им. В. Г. Белинского
Факультет русского языка и литературы
Контрольная
работа
по
истории русской
литературы
на
тему:
Идейно-художественное
своеобразие
поэмы
А. Блока «Двенадцать»
Выполнил: студентка
факультета русского языка и литературы
6 курса (заочное отделение)
Гордеева Ксения
Проверил: Горланов Г.Е.
Пенза 2011
Содержание
:
Введение
Символические
образы и их смысл
в поэме «Двенадцать»
Заключение
Список
литературы
Введение
Поэма
Александра Александровича Блока «Двенадцать»
- одно из самых ярких произведений
русской литературы XX века. Произведение
было создано в январе 1918 года. Автор создает
поэму за несколько дней, в едином вдохновенном
порыве. Обычно требовательный к себе,
он, оценивая свое творение, пишет: “Сегодня
я гений”.
Поэма
интересна для исследователей как своеобразной
формой, так и глубиной идейного содержания.
О чем же эта поэма? О ветре, ночной темноте,
снежной метели, человеческих страстях,
народном подвиге, России, революции. Точнее
- о революционном Петрограде на рубеже
1917 и 1918 годов. Еще точнее - о том, что происходило
в Петрограде накануне 5 января 1918 года,
дня созыва и разгона Учредительного собрания.
Советской власти было уже два месяца.
Тема
революции вылилась в творчестве
поэта в самую значительную и
вдохновенную его поэму – «Двенадцать».
Произведение Блока - это непредвзятый,
объективный дневник революционных событий.
Александр Блок говорил, что «Двенадцать»
- это лучшее, что он когда-либо написал.
Содержанием знаменитой поэмы, где во
весь голос зазвучала музыка революции,
где взметнувшаяся народная стихия устремилась
в будущее, стал величайший взлет народного
духа и народного гнева. А поэт освятил
и благословил ее образом, олицетворявшим
для него высшие начала человеческой жизни
- начала равенства и братства. Для автора
революция – это вырвавшаяся на волю народная
стихия. В статье «Интеллигенция и революция»
он писал: «Она сродни природе. Горе тем,
кто думает найти в революции исполнение
только своих мечтаний, как бы высоки и
благородны они ни были. Революция, как
грозовой вихрь, как снежный буран, всегда
несет новое и неожиданное; она жестоко
обманывает многих; она легко калечит
в своем водовороте достойного; она часто
выносит на сушу невредимыми недостойных;
но - это ее частности, это не меняет ни
общего направления потока, ни того грозного
и оглушительного гула, который издает
поток. Гул этот, все равно, всегда -
о великом».
Напечатанная
в феврале поэма вызвала бурные
и противоречивые отклики. О ней
говорили везде. Многое в ней казалось
неприемлемым собратьям по литературе.
Взрывом негодования была она
встречена со стороны российской
интеллигенции. Бунин обрушился
на автора с гневной критикой, некоторые
из друзей отвернулись от него. Но, несмотря
на это, поэма Александра Блока по праву
заняла свое место в истории русской литературы.
Особенности
сюжета поэмы «Двенадцать»
Для
понимания идейно - художественного
смысла поэмы Александра Блока многое
значит ее уникальная жанровая структура
и особенности сюжета.
Как
произведение истинно новаторское,
«Двенадцать» не поддается строгому
жанровому определению. Не случайно
жанровая природа этого произведения
оставалась не вполне ясной самому
Блоку: он называл его то поэмой,
то стихотворным циклом, а то и просто
- «ряд стихотворений под общим
заглавием «Двенадцать».
Композиция
ее построена на чередовании, на перебоях
драматических ситуаций и лирических
мотивов. Оказывается, что главы, написанные
на белой бумаге, т.е. те, с которых началась
работа над поэмой, заключают в себе как
раз все главнейшие моменты драматического
сюжета этого произведения. Тут и появление,
«первый выход», двенадцати красногвардейцев,
и экспозиция драматического действия
- разговор о Ваньке и Катьке (гл. XI), и убийство
Катьки - кульминационный пункт драмы
(гл. VI), и страдания Петрухи (гл. VII), и разрешение
его мучений - своеобразный социальный
катарсис: «Мы на горе всем буржуям // Мировой
пожар раздуем» (гл. VIII и XII до строки 327-й).
Очень показательно, что вся XII глава до
лирической концовки с Христом дана в
поэме как продолжение
монолога Петрухи, начатого
в VIII главе и прерванного лирическими
отступлениями глав промежуточных.
Поэма
«Двенадцать» разделена не только на
главы, но и - внутренне, скрыто - на сцены
с монологами и диалогами. Собственно
повествовательная часть представлена
в ней весьма скромно, а если говорить
точнее, повествование здесь постоянно
перерастает в драматургическую
структуру, и сам автор из лирического
повествователя то и дело превращается
в действующее лицо. Первая глава
«Двенадцати» - это своеобразный пролог,
в котором значительную роль играет
сам автор. С авансцены звучит
его голос:
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
Вначале
эти слова можно воспринять как
ремарку драматурга, дающую представление
о той обстановке, в которой
предстоит развернуться сценическому
действию. Такие «ремарки» Блок использует
и в других местах, например: «Гуляет
ветер, порхает снег. Идут двенадцать
человек» ,- но это ремарки особого рода,
которые наполняются глубоким смыслом
и постепенно переходят в монолог или
сцену общего разговора. Контрастность
ремарки, открывающей сцену пролога, с
самого начала делает ее экспрессивной,
а после того, как слово "ветер "оказывается
несколько раз повторенным, эмоциональное
напряжение возрастает, одновременно
наполняясь смысловой многозначностью,
тревогой, раздумьем о человеке, оказавшемся
на вселенском ветру:
Черный
вечер.
Белый
снег.
Ветер,
ветер!
На
ногах не стоит человек.
Ветер,
ветер -
На всем божьем свете!
Первая
глава поэмы - общая экспозиция. Здесь,
как на кинематографической ленте,
запечатлена панорама вечернего
Петрограда. Дует резкий ветер, играет
поземка, «под снежком - ледок» . На
улицах - люди, пестрое население
большого города: растерявшаяся от
всего происходящего старушка; озлобленный
буржуй, спрятавший лицо в воротник;
интеллигент - «вития», что-то вполголоса
бормочущий о «гибели России», толстобрюхий
и напуганный поп, плаксивые и жеманные
барышни; просто прохожие; уличные проститутки;
бездомный бродяга...
На
этом фоне развертывается некий сюжет.
Поздним вечером, под черным небом,
в разыгравшейся метели, по пустующему
городу идет сторожевой патруль красногвардейцев
из двенадцати человек. Они приговаривают:
«Свобода, свобода, эх, эх, без креста!»
, жалуются на холод («Холодно товарищи,
холодно!» , насторожены («Революционный
держите шаг! Неугомонный не дремлет
враг!» , вспоминают Ваньку и Катьку,
которые слюбились, сидят себе в
теплом кабаке и заняты веселыми делами.
Ванька,
как выясняется, еще недавно также
был с ними. Он мог бы быть в
патруле тринадцатым, но изменил
общему делу и долгу: «Был Ванька наш,
а стал солдат!» . То есть, по точному смыслу
слов, пошел (тоже добровольно) в солдаты
Керенского, - может быть, записался в ударные
батальоны, которые формировал Керенский
в качестве главной своей опоры, - а потом,
как видно, дезертировал и теперь сыт и
пьян, «богат» (вероятно, спекулирует),
таскается по кабакам, гоняет на лихачах,
стал «сукиным сыном» и «буржуем». Катя
тоже девица с прошлым: уличная проститутка
не из самых затрапезных. Она и в «кружевном
белье ходила» , и гуляла
даже с
офицерами,
но превратности времени коснулись и ее:
«С юнкерьем гулять
ходила - с солдатьем
теперь пошла» . В недалеком прошлом она
была любовницей одного из двенадцати
- Петрухи (это было в обычае у девиц ее
профессии: любовник для души, «гости»
для дела), но изменила ему ради разбогатевшего,
преуспевающего Ваньки. Жизнь с ревнивым
и буйным Петрухой была полна превратностей:
он, как выясняется, прирезал какого-то
офицера, с которым «блудила» Катя; да
и самой ей тоже досталось:
У
тебя на шее, Катя,
Шрам
не зажил от ножа
У
тебя под грудью Катя,
Та царапина свежа!
Тут
приоткрывается драматическая картина
борения страстей и характеров, жаркой
любви и слепой ревности.
Петруха
тяжело переживает измену Кати и полон
ненависти к Ваньке, который нарушил
неписанный закон улицы - стал с «девочкой
чужой гулять» . И вот - в эту метельную,
тревожную ночь навстречу красногвардейскому
патрулю попадается вопящий, орущий лихач,
а в санках - изменник Ванька обнимает
изменницу Катю. Во второй раз замученный
ревностью Петруха с помощью товарищей
творит отмщение: они стреляют из винтовок,
- стреляют, конечно, в Ваньку, но шальная
пуля ненароком попадает в его спутницу.
Лихач с уцелевшим Ванькой исчезают в
метели, а на снегу остается случайная
жертва с простреленной навылет головой.
Петруха грозит унесшему ноги Ваньке:
Утек,
подлец! Ужо, постой,
Расправлюсь завтра я с тобой!
И,
ослепленный злобой, ненавистью, жаждой
мести, он с холодным презрением обращается
к мертвой Кате:
Что,
Катька, рада? - Ни гу-гу...
Лежи ты, падаль на снегу!
Но
Петруха крепко любил Катю. И, когда
марево злобы и мести сошло
с его глаз, «бедный убийца»
совсем пал духом, «оторопел». Он с
искренней душевной болью вспоминает
свою Катю, хмельные ночи, проведенные
с нею, бедовую удаль ее огневых
ночей, заветную «родинку пунцовую»:
Загубил
я, бестолковый,
Загубил
я, сгоряча... ах!
Товарищи стыдят и подбадривают
Петруху, сурово напоминают ему
о том большом общем деле, ради
которого они объединились. Им - не
до его беды. У них свои
заботы: «Вперед, вперед, рабочий
народ!» . И опять идет мерным,
железным, державным шагом - сквозь
тьму и вьюгу, оберегая революцию
от козней притаившихся, но неугомонных
врагов...
В.
Орлов в своей монографии отметил
так: «Но вся эта драматическая
история любовных столкновений и
измен - только каркас поэмы, а
не ее плоть. В «Двенадцати» запечатлена
грандиозная историческая картина
решающего революционного перелома.
Она не вмещается в изложенный
только что сюжет. Как всякое великое
произведение искусства, «Двенадцать»
ведет мысль и воображение
читателя вширь и вглубь. За сюжетом
вырастает дерево всеобщего «мирового
пожара», за сценами петроградской
улицы - вся Россия, сорвавшаяся
с якорей, за двенадцатью красногвардейцами
- весь народ, двинувшийся к новой
жизни. Главное, что можно и должно
сказать о поэме, это то, что
она гениально передает грозовую
атмосферу Октября» .
Вопрос
об особенностях сюжета поэмы остается
спорным и в настоящее время.
Прежде всего, это связано с изменением
идеологии, понимания общественных
событий. Современные исследователи
отмечают, что Блок запечатлел грандиозную
историческую картину борьбы добра
и зла, происходившей в России
после революции 1917 года. За любовным
сюжетом встает зарево «мирового
пожара», за петроградской улицей -
не только Россия, но и «весь Божий
свет», за двенадцатью красногвардейцами
не только русский народ, но и все
человечество.
Между
началом и финалом в поэме
происходит важное событие: Петруха
убивает Катю. И хотя «бедного убийцу»
неправомерно отделять от остальных, награждая
только его одного «бубновым тузом»,
роль ему в поэме действительно
уделена особая. В чем же смысл
этого драматического эпизода, занимающего
в поэме такое большое место?
Рассмотрим построение поэмы.
Напомним ход событий. Первая
глава поэмы носит характер
экспозиционный. Главные герои появляются
во второй главе. В разговоре
о Ваньке и Кате принимают
участие несколько человек. Петрухе
принадлежит последняя реплика:
Ну,
Ванька, сукин сын, буржуй
Мою, попробуй, поцелуй!
Это
- личная тема Петрухи, голос его ревности
и злобы на изменщицу и разлучника. Здесь
он еще звучит как случайный выкрик и сразу
же заглушается голосом общего долга.
Третья
глава развивает эту тему: «
Как пошли наши ребята в красной
гвардии служить...» . Зато в четвертой,
пятой, шестой и седьмой песнях мы оказываемся
в кругу совершенно иных мотивов: Ванька
с Катей раскатывают на лихаче, Петруха
любовно и грубо вспоминает Катю и ее неверности,
всячески показывает свою забубённую
удаль («Эх, эх, согреши! Будет легче для
души!» , красногвардейцы охотятся
за Ванькой, и шальная петрухина пуля настигает
Катю. В сцене погони и убийства участвуют
все двенадцать
(«Стой, стой! Андрюха,
помогай! Петруха, сзаду забегай!..»
, но здесь и дальше, в песнях седьмой и
восьмой, Петруха - главный герой. По словам
критика, начинается, развертывается и
завершается его драма, до которой остальным
особого дела нет. Сцена убийства знаменательно
в этом смысле заканчивается уже знакомым
призывом не забывать об общем долге: «Революционный
держите шаг! Неугомонный не дремлет враг!»
. Петруха остается один на один со своей
малой человеческой трагедией. Сейчас
он человек глубоко несчастный, тяжко
нагрешивший и впавший в горькое, надрывное
раскаяние:
И
опять идут двенадцать,
За
плечами ружьеца.
Лишь
у бедного убийцы
Не
видать совсем лица...
Все
быстрее и быстрее
Уторапливает
шаг.
Замотал
платок на шее –
Не
оправится никак...
Он
настолько пал духом, что товарищи,
которым вовсе не до его маленькой
трагедии, стараются его подбодрить.
Сперва - по-дружески, ласково:
Что,
товарищ, ты не весел?
Что
дружок, оторопел?
Что,
Петруха, нос повесил,
Или Катьку пожалел?
Потом
(поскольку Петруха надрывается
все пуще) - гораздо более сурово,
требовательно и непримиримо:
Ишь, стервец, завел шарманку,
Что
ты, Петька, баба что ль?
-
Верно, душу наизнанку
Вздумал
вывернуть? Изволь!
-
Поддержи свою осанку!
-
Над собой держи контроль!
-
Не такое нынче время,
Чтобы
нянчиться с тобой!
Потяжеле
будет бремя,
Нам, товарищ дорогой!
Последний
аргумент - решающий: Петруха замедляет
торопливые шаги, вскидывает голову. Опять,
как видим, торжествует тема общего
долга. Последний куплет - по своей
идейной нагрузке - один из самых
важных в поэме. Здесь вполне проясняется
природа ее коллективного героя:
красногвардейцы сознают величие
времени и знают, что впереди
их ждут еще более суровые испытания.
Пристыженный
Петруха перестает выворачивать
душу, пробует взять себя в руки,
«он опять повеселел». Но веселье
его - горькое, надсадное, - не веселье,
а все та же показная, залихватская, крикливая
удаль, за которой прячутся и тяжелая тоска,
и неутихающие угрызения совести. Тут-то
он и начинает «пугать», грозится кровью
залить память о «зазнобушке», всуе вспоминает
господа Бога:
Эх,
эх!
Позабавиться
не грех!
Запирайте
етажи,
Нынче
будут грабежи!
Отмыкайте
погреба -
Гуляет нынче голытьба!
Однако
кого же он пугает? Ответ на это дает
следующая, восьмая, гениальная по стиху
песня, с удивительным мастерством
воссоздавшая дух, колорит и форму
народной «заплачки»:
Ох,
ты, горе - горькое!
Скука
скучная,
Смертная!
Ужь
я времечко
Проведу,
проведу...
Ужь
я темячко
Почешу,
почешу...
Ужь
я семячки
Полущу,
полущу...
Ужь
я ножичком
Полосну, полосну!
И
тут эта горькая, надсадная, напускная
удаль находит единственную цель:
Ты лети, буржуй, воробышком!
Выпью
кровушку
За
зазнобушку,
Чернобровушку...
В
этой яростной вспышке есть своя глубокая
психологическая достоверность: у
Петрухи свои счеты с буржуйским
миром, с которым спуталась его
Катя (гулявшая с офицерами и юнкерами)
и который в конечном счете
оказался виновником ее нечаянной гибели,
- ведь Ванька, из-за которого она погибла,
тоже «буржуй».
Восьмая
и девятая главы - центральный
и поворотный пункт поэмы. Здесь
сюжет ломается: все личное, выдвинувшееся
было на первый план повествования
- бесшабашная удаль, любовная трагедия,
ревность, преступление, отчаянье и
«горе-горькое» убийцы, - поглощается
широкой, вольной и мощной мелодией.
Именно здесь, в песне красногвардейцев,
впервые возникает образ старого
мира - «паршивого пса». Спрашивается:
почему Блок отвел столь большое
место личной драме Петрухи, а
потом свел ее на нет? «Не такое
нынче время» - вот формула
этого убеждения. Всякая личная трагедия
в такое время тонет в «море»
революции, во всеобщей, всемирно-исторической
трагедии катастрофического столкновения
двух миров. В своем личном плане
Блок решал этот вопрос категорически:
«Революция - это я - не один, а мы»;
личного нет - потому что содержанием
всей жизни становится всемирная
Революция; человек, которому на долю выпало
быть свидетелем рождения нового мира,
должен как можно меньше помнить
о личных слабостях и трагедиях.
Только не нужно упрощать. Категоричность
решения не означала, что принять
его было делом простым и легким.
Ненависть к старому миру была
в Блоке чувством господствующим,
всепоглощающим, оправдывающим все.
Он понимал конечно, что вместе с
насилием, ложью, подлостью и пошлостью
старого мира в огне революции
неизбежно сгорит кое-что из того,
что он «так
любил», с чем были связаны
его одинокие «демонические восторги».
Но он
понимал
также, что во имя большой, всеобщей исторической
правды нужно пожертвовать своими маленькими
«правдами». В этом и сказалась душевная
сила Блока, та «бесстрашная искренность»,
которую подметил в нем Горький. Мысль
Блока о неизмеримости «личных трагедий»
с величием происходящего своеобразно
(с поправками на сюжет и характер) отозвалась
в истории Петрухи. Нельзя сказать, что
поэт осуждает Петруху. Скорее он жалеет
его. И душевная мука этого отчаявшегося,
«бестолкового», сбившегося с пути человека,
и его страстная, душная любовь с надсадными
воспоминаниями о «хмельных ночах» и «огненных
очах» - все это не могло не быть близко
поэту, который всегда находил источник
высокого вдохновения в темах трагической
страсти и человеческого отчаяния. Но
все это должно перегореть в огне революции.
Так надо, чтобы родился новый человек.
Ведь одну из важных задач, поставленных
революцией, Блок видел в том, чтобы направить
ее очистительный огонь в «распутинские
углы души и там раздуть его в костер до
неба, чтобы сгорела хитрая, ленивая, рабская
похоть» .
Отчаявшийся,
потерявший голову Петруха - самый слабый
из двенадцати. Если сами они и не
составляют авангарда революции, то
Петруха - их собственный арьергард.
Он и теперь бессильно поминает Спаса,-
и снова товарищи читают ему суровую
отповедь:
-
Петька! Эй, не завирайся!
От
чего тебя упас
Золотой
иконостас?
Бессознательный
ты, право,
Рассуди,
подумай здраво –
Али
руки не в крови
Из-за
Катькиной любви?
-
Шаг держи революционный!
Близок враг неугомонный!
Вот
Петруха и получил верную характеристику,
- причем от своих же товарищей: «бессознательный».
Они-то знают, во имя чего держат свой
революционный шаг. «Ко всему
готовы, ничего не жаль» , «Потяжеле
будет бремя...» , «Их винтовочки
стальные на незримого врага» , «Вдаль
идут державным шагом...» . Разве не
заглушает эта такая отчетливая и столь
постоянная нота революционного долга
надрывный вопль душевной гульбы, которую
мы слышим в репликах «бедного убийцы»
Петрухи?
Двенадцать
заняты своим делом: идут дозором
по ночному городу. Они настороже:
«Вот - проснется лютый враг…»
. И поют они не блатные куплетцы
и не надрывные заплачки, а подхватывают
мотив «Варшавянки»: «Марш, марш вперед,
рабочий народ!». И в темпах и
ритмах этой прекрасной боевой песни
рабочего класса растворяются без остатка
мотивы бесшабашной гульбы (Петруха
в конце концов тоже ведь подтянулся
и пристроился к шагу товарищей),
а на первый план выдвигается тема
несокрушимой силы восставшего народа,
неудержимого движения двенадцати к
открывшейся им далекой цели:
И
идут без имени святого
Все
двенадцать - вдаль.
Ко
всему готовы,
Ничего
не жаль...
В
очи бьется
Красный
флаг.
Раздается
Мерный
шаг.
Вот
- проснется
Лютый
враг...
И
вьюга пылит им в очи
Дни
и ночи
Напролет...
Вперед, вперед,
Рабочий народ!
И
так далее - со все возрастающей экспрессией,
чтобы достичь в финале высочайшего
напряжения и пафоса. Буйная «вольница»
превращается в строгую, музыкально
организованную революционную волю.
Ответить
на идейно значимый вопрос можно, лишь
выстроив структурную цепь происходивших
событий. Выстроив эту цепь, мы увидим,
что личная драма в поэме занимала
большое место. Именно такое построение
поэмы помогло определить место
этого эпизода в произведении.
Революции,
как известно, бывают разные. Та революция,
боевой силой которой считали
себя «двенадцать», была уникальной, единственной
в своем роде. Это было разрушение
«до основания» «старого мира», «перерыв»
между двумя историческими зонами.
«Двенадцать» - апостолы нового мира, возвестители
«нового неба и новой земли». Блоковские
красногвардейцы - тоже дети, «дети
в железном веке», как назвал их в
своей дневниковой записи автор
«Двенадцати». Они не ведают, что
творят, но это не снимает с них
вины за создание мира, в котором
главным принципом будет насилие.
---Не
раз критики отмечали, что «Двенадцать»,
при всей кажущейся простоте, произведение
совсем не простое. Обратим внимание на
загадочный центральный эпизод поэмы.
Почему, в самом деле, в центре этой поэмы
о Революции - уголовное преступление,
лишенное каких-либо классовых или революционных
оснований? Чем так уж досадили красноармейцам
Ванька и Катька, почему они стремятся
расправиться с Ванькой, а гибель Катьки
воспринимается ими как справедливое
возмездие? Но разберемся сначала с первым,
с солдатом Ванькой. В поэме вроде бы объяснена
причина охоты за ним:
Трах
- тарарах! Ты будешь знать,
Как с девочкой чужой гулять!..
Если с чужой, значит,
с Петькиной, но почему все «двенадцать»
так уж стремятся расправиться с новым
любовником Катьки? Какое им дело, в конце
концов, до Петькиных чувств? И потом: Катька
- проститутка, она не Ванькина, не Петькина,
она - для всех и ничья. Что-то тут явно
не так, но оставим пока эти соображения
и поговорим о других возможных мотивах
странной ненависти красногвардейцев
к своему бывшему товарищу. Мотивов этих
два. Во-первых, Ванька - чужой; во-вторых,
- богатый. Оба мотива присутствуют в реплике
одного из «двенадцати»:
Ванюшка
сам теперь богат...
Был
Ванька наш, а стал солдат!
В
той же главе Ваньку обзывают буржуем.
Ванька - солдат Петроградского гарнизона,
не защитившего в Октябрьские
дни Временное правительство. И
слово "солдат" звучало тогда
отнюдь не контрреволюционно. Почему же
все-таки Ванька "не наш" - с точки
зрения красногвардейцев? Были ли тогда
вообще какие-либо конфликты или
трения между красногвардейцами
и солдатами? Трения между солдатами
и красногвардейцами, следовательно,
были, причем завидовали солдаты красногвардейцам,
а не наоборот. Но до вооруженных
конфликтов не доходило. Может быть,
причина самосуда, который "двенадцать"
стремятся устроить над Ванькой,
в том, что он - вор? Однако воровство
и грабеж тогда - массовое явление. Этот
путь обогащения был не закрыт для "двенадцати",
хотя они предпочитали грабить лишь
винные погреба. Но "богатству" Ваньки
они явно завидуют и поэтому обзывают
его "буржуем". Так что зависть
к ванькиному «богатству», несомненно,
присутствует у «двенадцати». Но не
она причина неприязни, более
того - ненависти к нему красногвардейского
патруля. Причина в чем-то или
в ком-то другом.
А
случайно ли убийство Катьки? Петька совершает
его в состоянии аффекта, остальные патрульные
убивать ее не собирались. Но они и не горюют,
а воспринимают происшедшее с чисто уголовным
цинизмом:
Что,
Катька рада? - Ни гу-гу...
Лежи
ты, падаль, на снегу!
Но
никакая «музыка революции» не может,
однако, унять душевных мук «бедного убийцы»
Петрухи. Если бы был городовой, который
поволок бы его в участок, ему, вероятно,
было бы легче. Но во время Революции городовых
нет, красногвардейский патруль - сам
представитель революционного порядка,
и поэтому Петька один со своей болью перед
Богом. Попытка забыться в пьяном загуле
приводит его лишь к «смертной скуке»,
к душевному опустошению. Товарищи его
не понимают. Для них переступить через
кровь - не преступление, а причастие
к истине Революции. «Среди них есть такие,
- писал Блок в статье «Интеллигенция и
Революция», -которые сходят с ума от самосудов,
не могут выдержать крови, которую пролили
в темноте своей...». Вот и Петька из таких.
Он мучается, хочет просветления, а ему
предлагают держать «революционный шаг».
И все же от этой муки «бедного убийцы»
Петьки - тоненькая ниточка к Христу,
не к тому, что появляется в финале, а к
настоящему, евангельскому.
и т.д.................
«Двенадцать» - поэма переворота. Не только и не столько поэма, описывающая общую атмосферу, царящую в погибающей после революции стране, сколько поэма переворота в погибающей душе самого поэта. Эта поэма - насмешка над «революцией». Блок в каждом слове, в каждом звуке высмеивает в бессильной злобе кровавый разгул стихии:
Злоба, грустная злоба
Кипит в груди...
Черная злоба, святая злоба...
Сам он не может повлиять каким-либо кардинальным образом на исторический ход событий, не может (или не хочет) «говорить вполголоса: "Предатели! Погибла Россия!"». Он отчаянно смеется над несоответствием идеалов, поставленных «революцией», и окружающей действительностью. Он зло смеется и над представителями старого мира - попами, буржуями, барынями - всеми, кто довел страну до революционной ситуации, и над представителями так называемого «нового» мира - ничтожными личностями, способными воевать лишь с уличными девками да с тенями в подворотнях:
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
Товарищ, винтовку держи, не трусь! Пальнем-ка пулей в Святую Русь...
Эх, эх!
Позабавиться не грех!
Запирайте етажи, Нынче будут грабежи!
Отмыкайте погреба - Гуляет нынче голытьба!
В зубах цигарка, примят картуз,
На спину б надо бубновый туз!
«Свобода, свобода, эх, эх, без креста!» - звучит как разгульный, разбойничий клич. Не случайно автор отметил, что «на спину б надо бубновый туз» - такой лоскут из красной или желтой ткани нашивался на спину каторжникам. Эти люди «идут без имени святого...»:
От чего тебя упас
Золотой иконостас?
Бессознательный ты, право,
Рассуди, подумай здраво -
Али руки не в крови...
Они проходят как стихия, они проносятся как вьюга, они подчиняются только внутреннему стремлению разрушения: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем». Автор постоянно сравнивает движущие силы революции со слепой стихией, которая все рушит на своем пути:
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер -
На всем божьем свете!
Разыгралась что-то вьюга,
Ой, вьюга, ой, вьюга!
Не видать совсем друг друга!
За четыре за шага!
В поэме последовательно применен художественный прием, основанный на эффекте контраста. Сразу бросается в глаза, что зрительный ряд строится на чередовании мотивов ночной темноты и снежной вьюги. Эта цветовая символика ясна по своему смыслу. Она знаменует два жизненных исторических начала: низкое и высокое, ложь и правду, прошлое и будущее - все, что противоборствует как на всем свете, так и в каждой человеческой душе. Символика эта социально прояснена, в ней - отражение и художественное обобщение реальных исторических явлений.
Что такое снежная вьюга в «Двенадцати», как не образ «исторической погоды», образ самого переворота и хаоса, им принесенного? Черный вечер и белый снег воплощают в своей контрастности историческую бурю, потрясшую мир. Белое, светлое, снежное торжествует в финале поэмы, где полностью побеждает непроглядную тьму, из которой вышли двенадцать. Здесь автор завуалированно пророчит победу белой, светлой силы над черно-красным хаосом, принесенным той стихией, к которой принадлежали двенадцать.
«Двенадцать» - это полное торжество стихии. Она - главный герой поэмы. Как сама поэма, так и стихия в ней едина и синтетична, хотя внутри нее самой действуют самостоятельные характеры с их собственными индивидуальными чертами.
Двенадцать красногвардейцев пробиваются сквозь лютую вьюгу; они «ко всему готовы», им «ничего не жаль», они настороженны; их ведет вперед инстинкт, но они еще толком не представляют себе до конца весь смысл своей борьбы, своего «державного шага» в будущее. Они в этой борьбе еще новорожденные, рожденные вместе с «новым» миром, рожденные самим этим «новым» миром.
В героях поэмы, беззаветно вышедших на штурм старого мира, пожалуй, больше от анархической «вольницы» (активно действовавшей в Октябрьские дни), нежели от авангарда петроградского рабочего класса, который под предводительством партии большевиков обеспечил победу революции.
Ощущение «взлета» революции с громадной силой сказалось в «Двенадцати» в мотивах ночной метели, порывистого, резкого ветра, взвихренного снега. Эти мотивы проходят сквозь всю поэму подобно основной теме в симфонии. При этом ветер, снежная вьюга, пурга как динамические образы восставшей, разбушевавшейся стихии приобретают в «Двенадцати» различный смысл применительно к разным персонажам поэмы. Для теней и обломков старого мира злой и веселый (злорадный) ветер - сила враждебная, безжалостно выметающая их из жизни, для двенадцати же он - их родная стихия, они как порождение этого ветра, они детище хаоса, стремящееся к разрушению. Этим двенадцати вьюга" не страшна, не опасна.
Красный флаг появляется в конце поэмы, он - этот символ революции - здесь становится символом нового креста России. Страна стоит на перепутье - «позади голодный пес», а впереди якобы «светлое будущее». Есть мнение, что Христос во главе красногвардейцев благословляет революцию, ее конечные цели и идеалы. Но в том-то и дело, что не во главе - нигде в поэме об этом не сказано, - а «впереди». Мы просто привыкли воспринимать, что впереди, с красным флагом - значит, во главе, но здесь другая ситуация: флаг здесь олицетворяет собой новый крест Христа, новый крест России, и идет Христос не во главе, а его ведут - ведут на расстрел, на новое распятие...
«Зачем же ты пришел нам мешать? Ибо ты пришел нам мешать и сам это знаешь. Но знаешь ли ты, что будет завтра? Кто ты? Ты ли это? Или только подобие Его. Но завтра же я осужу и сожгу тебя на костре, как злейшего из еретиков, и тот самый народ, который сегодня целовал твои ноги, завтра же, по одному моему мановению, бросится подгребать к твоему костру угли. Знаешь ты это? Да, ты, может быть, это знаешь...» Это Достоевский, «Братья Карамазовы», диалог Великого Инквизитора с Иисусом Христом.
Никому не нужна Его помощь, никому не нужно Его благословение: «От чего тебя упас золотой иконостас?» О каком «моральном благословении» может идти речь, когда «...идут без имени святого... ко всему готовы...». Этим двенадцати не нужно ничьего благословения, точно так же как не нужно оно было и тем, кто делал революцию. Просто в то время удобно было использовать стихи такого великого поэта в свою пользу, с целью оправдания революции и кровавого беспредела, а ведь Блок сам говорил, что в его поэме совсем нет политики.
Он любил всех, он любил Россию и тем больнее переживал ее политический, экономический и духовный кризис. Блок проживал все события, происходившие в России, вместе со страной. Он вместе с его Русью страдал, замерзал, голодал. Поэтому Блок в своей поэме чувствует настроение и переживание каждого персонажа и с точностью передает эмоции каждого. Автор постоянно подчеркивает, насколько далеки «высокие» идеи революции от земной жизни:
От здания к зданию Протянут канат.
На канате плакат:
«Вся власть Учредительному Собранию!»
Старушка убивается - плачет,
Никак не поймет, что значит, На что такой плакат,
Такой огромный лоскут? Сколько бы вышло портянок для ребят,
А всякий - раздет, разут...
В октябрьском перевороте поэт услышал только одну «музыку» - громовую музыку катастрофического крушения старого мира, которое он так давно предчувствовал и ждал. Да, он ждал, но скорее не столько крушения самого мира, сколько перемены в психологии людей, перемены человеческого сознания, улучшения мира не за счет его перелома и передела, а за счет внутренних изменений в каждом человеке, то есть изменения мира за счет изменения самого человека. Поэтому кровавый переворот, провозглашенный социалистической революцией, Блок воспринял как внезапно налетевшую, но уже предсказанную и ожидаемую стихию. Революция, по Блоку, всемирна, всеобща и неостановима. Она воплотилась для него с наибольшей полнотой в образе неудержимого «мирового пожара», который вспыхнул в России и будет еще долго разгораться все больше и больше, перенося свои очаги и на Запад и на Восток, - до тех пор «пока не запылает и не сгорит старый мир дотла».
В январе 1918 года А. Блок создает самую знаменитую свою поэму - создает за несколько дней, в едином вдохновенном порыве. Обычно требовательный к себе, он, оценивая свое творение, пишет: «Сегодня я гений». Напечатанная в феврале поэма вызвала бурные и противоречивые отклики. О ней говорили везде. Многое в ней казалось неприемлемым собратьям по литературе. Взрывом негодования была она встречена со стороны российской интеллигенции. Бунин обрушился на автора с гневной критикой, некоторые из друзей отвернулись от него. Но, несмотря на это, поэма Блока по праву заняла свое место в истории русской литературы.
В «Двенадцати» Блок запечатлел образ той революции, в которую он верил, которая открылась ему в заревах пожаров, в метелях, в дыхании России. Автор показал в своей поэме революцию как очистительный пожар, в огне которого все старое должно быть уничтожено:
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем,
Мировой пожар в крови -
Господи, благослови!
В каждой строчке мы слышим музыку революции, - ту, которую Блок призывал слушать «всем телом, всем сердцем, всем сознанием». Но она у него уже не непонятный и едва слышимый гул, как в ранних стихах, а мощная симфония времени: смех и плач вьюги, обрывки революционных песен, выстрелы, шаги красноармейцев.
Творческий метод Блока-символиста ярко проявляется и в этом его произведении: именно с помощью символов автор показывает происходящее. Старый, прогнивший мир, представителями которого становятся у Блока «буржуй на перекрестке», «длиннополый» поп, реакционный интеллигент, презрительно названный «витией», олицетворен в поэме уличным псом:
И старый мир, как пес безродный,
Стоит за ним, поджавши хвост.
Старый мир, как пес паршивый,
Провались - поколочу
Блок показывает послереволюционный хаос и анархию как неизбежный процесс, сопутствующий великой ломке. Сама революция показана в поэме в обобщенно-символическом образе вселенского ветра, метели, врывающейся в жизнь обывателя:
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Это стихия, пусть очистительная, но безжалостная, разрушительная. И ее представителями становятся двенадцать красногвардейцев. О каждом из них в отдельности не сказано ничего, но вместе они - сила, которая разрушит мир «до основанья». Сами же они весьма смутно осознают, какова их цель. Автор показывает в начале поэмы, как много у них общего с обыкновенными уголовниками:
В зубах - цигарка, примят картуз,
На спину б надо бубновый туз?
Их продвижение по улице должно стать символом их эволюции. На первом этапе своего пути двенадцать предстают анархистами, разрушителями. Им ничего не стоит пальнуть «в святую Русь». У них есть только их «святая злоба», но нет организованности. Их ведет ненависть, а не любовь к людям. Их влечет свобода - «эх, без креста». Их движение стихийно, инстинктивно и гибельно порою не только для врагов. У них нет Бога в высшем смысле этого слова: старая религия - религия рабов - для них неприемлема, а новую они еще не обрели. И тут автор показывает бессмысленное, ничем не оправданное убийство - это кульминация действия поэмы. После нее в повествовании все меняется. Внутреннее потрясение заставляет героев осознать свое предназначение, отбросить анархистский и несерьезный подход к своей революционной деятельности. Исчезают игривые реплики, посторонние разговоры, строчки приобретают строгость, чеканность ритма:
Революционный держите шаг!
В очи бьется Красный флаг.
Раздается Мерный шаг.
Будучи ранее частью стихии, отныне двенадцать должны сами бороться с ней. Однако до самого конца они идут «без имени святого», а значит, не понимая и не принимая окончательно идеалов новой жизни. И тогда Елок выводит фигуру Христа, который ведет героев с кровавым флагом:
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз
Впереди - Иисус Христос.
Образ Христа не поддается однозначному толкованию. То ли это еще не узнанный и не признанный Бог, вождь, то ли не видимая в метели жертва, то ли немой свидетель и судья. Намеренно или нет, автор оставил недосказанным это в своей поэме. Решать - самому читателю и его времени.
В поэме «Двенадцать» Блок выступил также и как реформатор в области художественной формы. Перемену обычной манеры он обосновал тем, что писать о новом, о революционном необходимо новым языком. Поэтому произведение представляет собой разительный контраст по сравнению с написанным ранее.
Поэма состоит из двенадцати небольших главок - по числу заглавных героев. При этом автор не избежал символистского увлечения магией чисел - ведь мистическая «нагруженность» числа «двенадцать» общеизвестна. К тому же именно столько апостолов, учеников было у Христа, а библейские мотивы входят в поэму непосредственно с его образом. «Двенадцать» можно назвать драматической поэмой, так как главным в ней является действие, носителем которого выступают главные герои. Большую часть повествования составляют реплики и диалоги персонажей. У каждого из них свой язык: у убогой старушки, у барыни, у писателя, у красноармейцев. Поэме свойственно разнообразие художественно-речевых стилей, ее язык включает лексику возвышенно-поэтическую и просторечную, даже вульгарную. Политические лозунги, фольклорные мотивы, городской романс, разбойничьи песни и частушки - автор как будто стремится выразить все многоголосие улицы, используя различные жанры художественной речи. Также разнообразны ритм и размер стиха: от частушечного до маршевого, от четырехстопного хорея до дольника.
Сочетание различных речевых стилей, жанров, ритмов, сама драматическая форма поэмы позволили Блоку выразить, воплотить то, что он называл «музыкой революции», ее многоголосие, стихийность. Поэт стремился к единству содержания и формы, и его поэма - яркое тому подтверждение. В то же время Блок не избегает и привычных символистских приемов и методов.
В своей поэме автор старался как можно точнее отразить то, что он видел и чувствовал. Его точка зрения может быть принята не всеми. В принципе, искусство не требует признания своих образов за действительность, а тем более, за единственно возможную истину. Поэму «Двенадцать» можно трактовать по-разному, особенно теперь, когда стали известны предсмертные слова Блока о том, что поэму следует уничтожить, как неудавшуюся. Я же считаю, что поэт свято верил, хотел верить в то, что написал, в величие и благородство замыслов и путей революции, но уже в 1921 году сумел увидеть, как далеки его мечты от реальности. А поэма живет как неоспоримое свидетельство напряженного поиска - идейного ли, формального - ее автора.
И была роковая отрада
В попиранъи заветных святынь...
А. Блок
В январе 1918 года А. Блок создает самую знаменитую свою поэму - создает за несколько дней, в едином вдохновенном порыве. Обычно требовательный к себе, он, оценивая свое творение, пишет: “Сегодня я гений”. Напечатанная в феврале поэма вызвала бурные и противоречивые отклики. О ней говорили везде. Многое в ней казалось неприемлемым собратьям по литературе. Взрывом негодования была она встречена со стороны российской интеллигенции. Бунин обрушился на автора с гневной критикой, некоторые из друзей отвернулись от него. Но, несмотря на это, поэма Блока по праву заняла свое место в истории русской литературы,
В “Двенадцати” Блок запечатлел образ той революции, в которую он верил, которая открылась ему в заревах пожаров, в метелях, в дыхании России. Автор показал в своей поэме революцию как очистительный пожар, в огне которого все старое должно быть уничтожено:
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем,
Мировой пожар в крови
-
Господи, благослови!
В каждой строчке мы слышим музыку революции, - ту, которую Блок призывал слушать “всем телом, всем сердцем, всем сознанием”. Но она у него уже не непонятный и едва слышимый гул, как в ранних стихах, а мощная симфония времени: смех и плач вьюги, обрывки революционных песен, выстрелы, шаги красноармейцев.
Творческий метод Блока-символиста ярко проявляется и в этом его произведении: именно с помощью символов автор показывает происходящее. Старый, прогнивший мир, представителями которого становятся у Блока “буржуй на перекрестке”, “длиннополый” поп, реакционный интеллигент, презрительно названный “витией”, олицетворен в поэме уличным псом:
И старый мир, как пес безродный,
Стоит за ним, поджавши хвост.
Или:
Старый мир, как пес паршивый,
Провались - поколочу!
Блок показывает послереволюционный хаос и анархию как неизбежный процесс, сопутствующий великой ломке. Сама революция показана в поэме в обобщенно-символическом образе вселенского ветра, метели, врывающейся в жизнь обывателя:
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Это стихия, пусть очистительная, но безжалостная, разрушительная. И ее представителями становятся двенадцать красноармейцев. О каждом из них в отдельности не сказано ничего, но вместе они - сила, которая разрушит мир “до основанья”. Сами же они весьма смутно осознают, какова их цель. Автор показывает в начале поэмы, как много у них общего с обыкновенными уголовниками:
В зубах - цигарка, примят картуз,
На спину б надо бубновый туз?
Их продвижение по улице должно стать символом их эволюции. На первом этапе своего пути двенадцать предстают анархистами, разрушителями. Им ничего не стоит пальнуть “в святую Русь”. У них есть только их “святая злоба”, но нет организованности. Их ведет ненависть, а не любовь к людям. Их влечет свобода - “эх, без креста”. Их движение стихийно, инстинктивно и гибельно порою не только для врагов. У них нет Бога в высшем смысле этого слова: старая религия - религия рабов - для них неприемлема, а новую они еще не обрели. И тут автор показывает бессмысленное, ничем не оправданное убийство - это кульминация действия поэмы. После нее в повествовании все меняется. Внутреннее потрясение заставляет героев осознать свое предназначение, отбросить анархистский и несерьезный подход к своей революционной деятельности. Исчезают игривые реплики, посторонние разговоры, строчки приобретают строгость, чеканность ритма:
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
В очи бьется Красный флаг.
Раздается Мерный -шаг.
Будучи ранее частью стихии, отныне двенадцать должны сами бороться с ней. Однако до самого конца они идут “без имени святого”, а значит, не понимая и не принимая окончательно идеалов новой жизни. И тогда Блок выводит фигуру Христа, который ведет героев с кровавым флагом:
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз
Впереди - Исус Христос.
Образ Христа не поддается однозначному толкованию. То ли это еще не узнанный и не признанный Бог, вождь, то ли не видимая в метели жертва, то ли немой свидетель и судья. Намеренно или нет, автор оставил недосказанным это в своей поэме. Решать - самому читателю и его времени.
В поэме “Двенадцать” Блок выступил также и как реформатор в области художественной формы. Перемену обычной манеры он обосновал тем, что писать о новом, о революционном необходимо новым языком. Поэтому произведение представляет собой разительный контраст по сравнению с написанным ранее.
Поэма состоит из двенадцати небольших главок - по числу заглавных героев. При этом автор не избежал символистского увлечения магией чисел - ведь мистическая “нагруженность” числа “двенадцать” общеизвестна. К тому же именно столько апостолов, учеников было у Христа - а библейские мотивы входят в поэму непосредственно с его образом. “Двенадцать” можно назвать драматической поэмой, так как главным в ней является действие, носителем которого выступают главные герои. Большую часть повествования составляют реплики и диалоги персонажей. У каждого из них свой язык: у убогой старушки, у барыни, у писателя, у красноармейцев. Поэме свойственно разнообразие художественно-речевых стилей, ее язык включает лексику возвышенно-поэтическую и просторечную, даже вульгарную. Политические лозунги, фольклорные мотивы, городской романс, разбойничьи песни и частушки - автор как будто стремится выразить все многоголосие улицы, используя различные жанры художественной речи. Также разнообразны ритм и размер стиха, от частушечного до маршевого, от четырехстопного хорея до дольника.
Сочетание различных речевых стилей, жанров, ритмов, сама драматическая форма поэмы позволили Блоку выразить, воплотить то, что он называл “музыкой революции”, ее многоголосие, стихийность. Поэт стремился к единству содержания и формы, и его поэма - яркое тому подтверждение. В то же время Блок не избегает и привычных символистских приемов и методов.
В своей поэме автор старался как можно точнее отразить то, что он видел и чувствовал. Его точка зрения может быть принята не всеми. В принципе, искусство не требует признания своих образов за действительность, а тем более, за единственно возможную истину, Поэму “Двенадцать” можно трактовать по-разному, особенно теперь, когда стали известны предсмертные слова Блока о том, что поэму следует уничтожить, как неудавшуюся. Я же считаю, что поэт свято верил, хотел верить в то, что написал, в величие и благородство замыслов и путей революции, но уже в 1921 году сумел увидеть, как далеки его мечты от реальности. А поэма живет как неоспоримое свидетельство напряженного поиска - идейного ли, формального - ее автора.
